Читать книгу "Вызов Запада и ответ России - Анатолий Уткин"

* * *

Американский посол Френсис отметил, что ко времени его прибытия в Петроград Россия жила исключительно войной. Население огромной империи — от министра двора до последнего чиновника — находилось под страшным прессом сложившихся обстоятельств — комбинации изоляции и мобилизации. Рекруты проходили военную подготовку прямо под окнами американского посольства. Психологически ситуация была, так сказать, «здоровой» — повсюду царила ненависть к Германии. Городское население, особенно купцы, убеждали всех, что Германия на протяжении столетий обогащалась за счет России. Чтобы распалить праведный дух мщения, все вспоминали о торговом договоре, навязанном Германией России в трудное время войны с Японией, словно Россия была не в силах от него отказаться или она пренебрегла более привлекательной альтернативой. Индоктринация общества, базирующаяся на убеждении, что в бедах страны виноваты иностранцы, достигла такого уровня, что, начиная с императора и кончая последним мелким купцом, все были полны решимости не позволить никакой державе занять в России такие же доминирующие экономические позиции, какие занимала Германия накануне 1914 года.

Наблюдая свежим взглядом за экономическим состоянием России, американский посол пришел к выводу, что обрыв связей с Германией дорого стоил России — эти связи были жизненно важными для нее. По прибытии в Петроград он увидел также решимость Лондона укрепиться на оторванном от Германии российском рынке. «Англия желает, чтобы все внешние сношения России коммерческого или финансового характера проходили через Лондон». Скорость, с которой британский капитал занимал новую нишу, произвела на американского посла большое впечатление, он уже сомневался, можно ли говорить об «экономической независимости» России и сообщил в Вашингтон, что западные союзники целенаправленно стараются обеспечить себе привилегированное место в послевоенном экономическом развитии России.

* * *

В первые месяцы 1916 года западные эксперты по России начинают приходить к выводу, что разруха и поражения войны не могут пройти бесследно для русского общества. Грозят воистину великие потрясения и одной из жертв этих потрясений будет Запад. Палеолог доверяет в феврале 1916 года дневнику следующую запись: «Русский исполин опасно болен. Социальный строй России проявляет ряд симптомов — это тот глубокий ров, та пропасть, которая отделяет высшие классы русского общества от масс. Никакой связи между этими двумя группами: их как бы разделяют столетия».

Реформируя капитализм, Запад сумел создать достаточно обширный средний класс, придавший обществу необходимую стабильность. Поляризация в России размывала все, что поддерживало статус кво. Дворянская прозападная Россия не нашла моста к России крестьянской, автохтонной. И этим обрекла себя.

Запад волновал раскол среди русских, который создавал угрозу Западному фронту. Там внимательно следили за судебным процессом над бывшим военным министром Сухомлиновым. Министр никогда не был предателем — вне зависимости от того, были или нет у него прогерманские симпатии. Суд над ним и обвинение в измене — прелюдия к квазиюстиции последующих русских и советских процессов ХХ века. Его вина — как и вина миллионов русских — заключается в преступно беспечном расчете на «авось», в трагическом умолчании, в пассивности по отношению к грузу проблем, к решению которых необходимо было приступить немедленно по мере их возникновения. Сухомлинов разделял пороки своего общества, он отражал популярные воззрения. Постоянное осмеяние немецкой тяжеловесности привело к подлинно преступной русской легковесности. А когда возникла нужда в молниеносной адаптации прежних догм, он замер, надеясь, что проскочит опасный исторический поворот. Не вышло. Его личная косность и беспечность стали причиной огромных потерь и народных страданий.

Сухомлинов был неправ, когда говорил, что немцы готовились к войне в течение жизни целого поколения, а русские — лишь с 1909 года (год его назначения военным министром). Немцы тоже не рассчитывали на многолетнюю войну — они даже не создали первоначальных запасов на случай морской блокады. Но они грудью встретили сонм проблем и их кризисное реагирование оказалось на уровне возникших нужд, чего нельзя сказать о России. Русский генералитет и командование по-своему отреагировали на собственный недостаток военного и исторического предвидения. Следуя неистребимой русской привычке, Сухомлинов изыскивал «козлов отпущения», указывая на неправомерно большое потребление запасов фронтами, где оружие и снаряды исчезали в невиданных количествах. Что же, возможно является правдой то, что на некоторых участках безответственные командиры и нередко малообразованные русские солдаты относились без должного внимания и расчета к использованию техники и боеприпасов. (По крайней мере, очевидцы свидетельствуют, что с полей битв русские, в отличие от немцев, оружие не собирали. Лишь год-полтора спустя, встав перед проблемой нехватки оружия, за нахождение боеготовой винтовки командиры стали выдавать премии). Сухомлинов — в этом его вина перед Россией — зная, что уже в первые месяцы войны запасы страны катастрофически тают, не сумел отреагировать эффективно. Он предпочел еще некоторое время быть милым двору и общественности, преступно закрыв глаза на пропасть, разверзшуюся перед российской военной машиной. Судить нужно было не «немецкого шпиона», а российскую безалаберность и постыдную бесхозяйственность.

Запад довольно поздно осознал всю глубину этой прискорбной особенности русского менталитета, он не сумел вовремя привнести хладнокровный анализ в качестве альтернативы русской браваде, столь дорого обошедшейся и России и Западу.

Еще одним фактором, работавшим на разрыв связей России с Западом, стали отношения Петрограда с Токио. Текст русско-японского договора 1916 года стал известен западным державам только после публикации советским правительством тайных договоров царской России в 1917 году. Договор был направлен прежде всего на овладение контролем над Китаем. «Обе высокие договаривающиеся стороны признают, что их жизненные интересы требуют предотвращения овладения контролем над Китаем любой третьей державы, питающей враждебные намерения в отношении России или Японии — ради этого они обязываются в будущем, какими бы ни сложились обстоятельства, вступать в откровенный, основанный на полном доверии контакт друг с другом для принятия необходимых мер по исключению подобной ситуации (в Китае)… В случае, если третья держава объявит войну одной из договаривающихся сторон, другая сторона по первому же требованию своего союзника должна прийти на помощь».

Япония воспользовалась моментом, чтобы исторгнуть из Китая не только немцев, но и англичан, французов и американцев, а Россия соглашалась на условия, которые виделись ей оптимальными в сложившейся ситуации. Для России возникало как страховочное — азиатское направление приложения русской энергии — в том случае, если дела на Западе пойдут совсем худо.

Колебания и зигзаги царской дипломатии объяснить не сложно: ослабевшая страна пыталась за счет расширения своих связей избежать создания «смертельно необратимой» зависимости от своих внешнеполитических партнеров. Политики и дипломаты Запада были недовольны выходом Японии по значимости на уровень связей Россия — Запад. По мнению американского посла Френсиса, «Япония использовала неспособность России защитить свою восточную границу и продиктовала русско-японский договор, подписания которого я, к сожалению, не смог предотвратить».