Читать книгу "Огненный перевал - Сергей Самаров"

– Ваш капитан, товарищ лейтенант, сюда идет. И жена его беременная… Ей-то что надо?

– Она вами покомандовать хочет. В атаку вас поведет. Собственным беременным примером, вперед животом…

– Живем, братцы… – другой солдат тем временем разобрал содержимое рюкзака. – Голодная смерть нам, благодаря батюшке, не грозит. Это как манна небесная – не было, и есть что поесть… Слава богу…

И он перекрестился, только спутал, как порой бывает, и перекрестился слева направо.

– Жалко, мусульмане сало с собой не носят, – сказал другой солдат. – Сейчас бы копчененького, мягонького… Я бы его лопаткой нарезал…

Этот солдат как раз оттачивал свою и без того острую малую саперную лопатку…

2. Старший лейтенант Александр Воронцов, командир взвода, спецназ ГРУ

– Отставить стрельбу!..

Я не мог не отдать должное мужеству бандитов и запретил своим стрелять им в спину. Пулеметчики, конечно, команду не слышали, но заметили, что мы не стреляем, и тоже воздержались. Они у меня парни понятливые.

Боевики не убегали с поля боя, они спокойно и почти величественно в смерть шли. В страшную огненную смерть… И пусть была на них злость, злость, наверное, уже на генетическом уровне, тем не менее посылать пулю в спину идущему в смерть было бы не просто неуважением к противнику. Это было бы неуважением к себе.

– Тоже хорошо придумали, патроны сбережем… Хотя теперь у нас с патронами и неплохо, – сказал младший сержант Отраднов.

Он не циник по натуре, это я хорошо знаю, но еще я знаю, что людям свойственно стесняться хороших, и уж тем более высоких поступков, но хвастаться при этом тем, что они сделали плохого. Не знаю, чем это вызвано. Но я на это с детства, с общения со сверстниками обратил внимание, и всегда помню.

Но все же недовольный взгляд на младшего сержанта я бросил. И Отраднов сразу глаза отвел. Понял, что не по делу ляпнул, и не к моменту. Такие поступки уважать следует, а не высмеивать. А совесть у Отраднова есть, раз смутился, и потому я разговор на другую тему перевел, чтобы ему не было не по себе:

– Кто-то эмира среди них выделил?

– Там самым последним какой-то тип шел. Команды отдавал… – сказал один из солдат. – Без автомата, с двумя пистолетами. На бедрах. Ковбой в камуфлированной шляпе. Сам все время рядом с кустами держался, часто прятался.

– Я эту шляпу тоже видел, – добавил другой. – Несколько раз стрелял, но он все время с линии огня выходил. Покажется, пока прицелишься, исчезнет. Я по кустам стрелял, но не попал.

– Почему я не видел? – угрюмо, недовольный собой, спросил я. – Я его специально искал…

– Он по вашей стороне шел, товарищ старший лейтенант. От вас его кусты закрывали. Вон те, что мыском выдаются.

– Накрыло его вертолетом?

Это был принципиально важный вопрос. Если Геримхан Биболатов погиб, ситуацию можно считать разрешенной. Если он жив остался, еще неизвестно, чем все может закончиться.

– Трудно сказать… Последних могло и не накрыть…

– Если у них реакция хорошая, человек пять по ту сторону остались. Может, и больше. Я как раз перед падением корпуса смотрел. И думал уже, накрыло их или ушли… Скорее всего ушли, потому что корпус медленно падал. Передние ведь проскочить успели.

Это меня совсем не обрадовало.

– Винтовка… – напомнил младший сержант.

Я взялся было за снайперскую винтовку, чтобы с помощью тепловизора посмотреть вдаль сквозь пламя, но руку остановил.

– Бесполезно… Тепловизор, он и есть тепловизор… От слова «тепло» происходит. Он тепло органического организма различает. Чем горячее, тем ярче… Попробуй сквозь такое пламя посмотреть… Здесь тепла столько, что за ним роту с танковым сопровождением не увидишь…

– Сверху… – посоветовал кто-то.

Это, в принципе, было возможно. Как раз спины последних двух боевиков скрылись в дыму и огне, и я успел увидеть, как содрогнулся один из них, передернув плечами, когда его одежду охватило пламя. В это время и взрыв раздался. Наверное, у кого-то из самоубийц граната на поясе от высокой температуры взорвалась. По звуку судить, как раз гранатный взрыв. Я тем временем схватил винтовку и начал быстро, чтобы наверстать упущенное время, взбираться по склону как можно выше, выше даже своего пулеметчика, которому сделал знак за склоном по-прежнему следить внимательно.

Окажись сейчас где-то неподалеку спрятавшийся боевик, ему ничего не стоило бы снять меня единственной очередью, потому что на склоне спрятаться было негде. И страховка несколькими стволами здесь необходима, потому что в кустах вполне мог кто-то спрятаться, а мы «зачистку» еще не проводили. Снизу парни подстрахуют, но у них нет такого обзора, как у пулеметчика. Пусть подстрахует и он…

Я забрался даже выше скалы, которую поверху вдребезги раздолбали гранатами. Хорошо стреляли. Трудно в одно и то же место столько гранат уложить. Хороший у боевиков был спец, что подправлял прицелы у боевиков всех собранных воедино джамаатов, и очень вовремя мы его уничтожили, иначе он сумел бы доставить нам еще много неприятностей и сейчас, и в будущем. Оставалось удивляться, как только скала выдержала и не упала. Слишком крут склон, и непросто на нем удержаться даже тяжелой каменной глыбе, не имеющей, подобно дереву, глубоких и прочных корней.

Но дальше склон оказался еще круче, и я последние метры вообще чуть ли не по вертикальной стене, почти бегом, кстати, взбирался, цепляясь руками только за кусты, потому что камни здесь были ненадежными, могли свалиться, и за них цепляться было невозможно. Так я добрался до верхней точки, до которой хватило сил и умения добраться, и убедился, что выше уже, при всем старании, никак не поднимусь. И только после этого стал устраиваться. Но «устраиваться» – не то слово, которое может охарактеризовать мое положение. Я обхватил локтем, с силой обняв его, более-менее крепкий куст и одной ногой оперся о куст более слабый. Вернее, даже не о сам куст, а о его корневище, потому что ветки моя нога просто смяла и сломала. И в этом положении, сам удивляясь своей обезьяньей ловкости, умудрился снять из-за спины винтовку и включить прицел, чтобы рассмотреть дальнюю часть ущелья за полыхающим пожарищем. Но тут же и убедился, что старания мои были напрасны. Прицел был слишком сильным, и рассмотреть все пространство можно было только по маленькому пятачку, хотя и подробно. Чтобы все просмотреть, мне больше суток понадобилось бы. Конечно, тепловизор помогает и сквозь кусты смотреть. Но увидеть можно немного…

Однако я вовремя вспомнил про свой бинокль. За спину длинная винтовка убиралась с б*!*о*!*льшим трудом, чем снималась, но все же убралась. А вот бинокль помог мне сразу. И семь бандитов, неторопливо, с оглядкой, уходящих вверх по ущелью, я нашел сразу. Эти уходили совсем не так, как уходили в огонь и в смерть их лесные собратья. У этих были спины согбенны, потому что на них давил груз стыда – они ушли и бросили товарищей, хотя, по большому счету, ничем им помочь и не могли бы. Но сознание стыда все равно должно было присутствовать, и спины бандитов говорили об этом красноречиво. Так всегда бывает, что впереди на войне идут лучшие и самые сильные телом и духом, и первыми погибают; и неестественный отбор, который делается войной, всегда портит мужское население любой страны, уничтожая носителей лучшего генофонда. Остаются те, кто не мог стать героем, а герои гибнут. Это истина старая и известная, и против нее возразить нечего.