Читать книгу "Бесконечное море - Рик Янси"

– Да, – еще раз стучит. – Неплохо. Хотя круче, когда делаешь это медленно. – Он показывает. – Теперь поняла?

– Если настаиваешь. – Я вздыхаю. – Да. – Один раз стучу пальцем по перильцам кровати. – Но, честно говоря, не вижу в этом смысла.

– Нет? – Два раза по одеялу.

– Нет. – Два раза по перильцам.

На то, чтобы написать следующее слово, у меня уходит двадцать минут.

ПМГ.

Один удар по одеялу.

– Я тебе не рассказывал, какая у меня была летняя работа, прежде чем не осталось никакой летней работы? – спрашивает Бритва. – Ухаживал за собаками. А знаешь, что в этой работе самое противное? Выделения анальных желез…

У Бритвы пошла игра. Четыре рана и ни одного аута.

КАК?

Я не получаю ответа целых сорок минут. Я немного устала и уже начинаю отчаиваться. Это все равно что переписываться через тысячу миль с помощью одноногого курьера. Время замедляется, события набирают ход.

ПЛН.

Понятия не имею, что это значит. Смотрю на Бритву, а он глядит на доску, снова расставляет фигуры, заполняет паузу своей болтовней.

– Это то, что называют – выделения, – продолжает он свой рассказ о собаках. – Промываешь, выделения, промываешь, выделения – все повторяется. Тоска смертная.

А черный глаз камеры все наблюдает.

– Я не поняла последний ход.

– Шахбол не для отсталых, как твои шахматы, – терпеливо отвечает Бритва. – Это как лабиринт. Чтобы выиграть, нужен план.

– И у тебя, конечно же, план есть.

– Да, у меня есть.

Один удар по одеялу.

64

Я не видела Воша уже много дней. На следующее утро все меняется.

– Что ж, послушаем, – говорит он Клэр, которая стоит рядом с мистером Белый Халат и выглядит как старшеклассница, которую вызвали к директору за издевательство над слабыми истощенными малолетками.

– Потеряла восемь фунтов и двадцать процентов мышечной массы. Даем диован для кровяного давления, фенерган от тошноты, амоксициллин и стрептомицин для поддержания лимфосистемы. Но сбить температуру никак не удается, – отчитывается Клэр.

– Не можете сбить температуру?

Клэр отводит глаза:

– Положительный момент: ее печень и почки функционируют нормально. Немного жидкости в легких, но мы…

Вош отмахивается от нее и подходит к моей кровати. Птичьи глаза поблескивают.

– Ты хочешь жить?

– Да, – без колебаний отвечаю я.

– Зачем?

Его вопрос почему-то застает меня врасплох.

– Я не понимаю.

– Вы не можете нас победить. Никто не может. Даже если бы в самом начале вас было семь раз по семь миллиардов. Мир – часы, и эти часы отсчитывают последние секунды. Зачем тебе жить?

– Я не собираюсь спасать мир, – отвечаю я. – Я просто надеюсь, что у меня появится возможность убить тебя.

Выражение лица у него не меняется, но в глазах появляются пляшущие огоньки.

«Я знаю тебя, – говорят мне его глаза. – Я тебя знаю».

– Надежда, – шепчет Вош. – Да. – Он кивает, он мной доволен. – Надейся, Марика. Цепляйся за свою надежду. – Поворачивается к Клэр и Белому Халату. – Лекарств больше не давать.

Лицо мистера Белый Халат становится цвета его халата. Клэр хочет что-то сказать, но потом отводит глаза. Вош снова поворачивается ко мне.

– Каков же ответ? – резко спрашивает он. – Не злость. Так что же?

– Безразличие.

– Попробуй еще раз.

– Отстраненность.

– Еще.

– Надежда. Отчаяние. Любовь. Ненависть. Ярость. Печаль. – Меня колотит, – наверное, подскочила температура. – Я не знаю. Не знаю! Не знаю!

– Так-то лучше, – говорит он.

65

В этот вечер мне так плохо, что я с огромным трудом отыгрываю четыре иннинга в шахбол.

НЛ.[18]

– Ходят слухи, что тебе перестали давать лекарства, – говорит Бритва и трясет в кулаке четвертак. – Это правда?

– Оставили только капельницу с физраствором, чтобы почки не отказали.

Он смотрит на монитор с моими показателями, хмурится. Хмурясь, Бритва становится похож на ребенка, который ушиб пальчик на ноге, – он не плачет, потому что считает себя уже большим.

– Это значит, что тебе стало лучше.

– Наверное. – Два удара пальцем по кровати.

– Ладно. – Он вздыхает. – Моя королева в игре. Будь осторожна.

У меня немеет спина. Перед глазами все плывет. Я наклоняюсь в сторону и выблевываю на белый кафель содержимое желудка. Содержимого не много. Бритва срывается с кровати, вопит от отвращения и переворачивает доску.

– Эй! – кричит он, но не мне, а камере под потолком. – Эй, тут нужна помощь!

На помощь никто не спешит. Бритва смотрит на монитор, потом на меня и говорит:

– Я не знаю, что делать.

– Я в порядке.

– Еще бы. Ты в полном порядке! – Он мочит в раковине свежее полотенце и кладет мне на лоб. – Хрена с два ты в порядке! Какого черта они не дают тебе лекарств?

– А зачем? – Я с трудом подавляю очередной позыв к рвоте.

– Ну, не знаю. Может, затем, что без них ты умрешь. – Бритва гневно смотрит на камеру.

– Ты не дашь мне вон тот контейнер?

Бритва стирает рвоту у меня с подбородка, складывает полотенце и снова вытирает, хватает контейнер и ставит мне на колени.

– Бритва!

– Чего?

– Пожалуйста, больше не вози мне по лицу этой гадостью.

– А? Вот черт! Да. Держись.

Он хватает свежее полотенце и мочит под краном. У него дрожат руки.

– Знаешь, в чем тут дело? Я знаю. И почему я раньше не додумался? Почему ты не додумалась? Лекарства, наверное, мешают системе.

– Какой еще системе?

– Двенадцатой. Это та, которую в тебя ввели. Шерлок. Хаб и сорок тысяч его маленьких друзей вместе работают над тем, чтобы усилить остальные одиннадцать. – Он кладет мне на лоб полотенце. – Ты холодная. Хочешь, я найду еще одеяло?

– Нет, мне жарко.

– Это война! – Бритва стучит себя в грудь. – Вот здесь. Рингер, ты должна объявить перемирие.

Я трясу головой:

– Никакого перемирия.