Читать книгу "Зверочеловекоморок - Тадеуш Конвицкий"

Эх, какое счастье, что не существует ни волшебных палочек, ни дурацких шапок-невидимок.

– Гжесь, у тебя что, третья ступень отвалилась? – потряс меня за плечо Щетка. – На орбиту вышел?

– Вот именно. Лечу в космос, – невнятно пробормотал я.

– Мы тебя ищем по всему аэродрому.

– А что случилось?

– Ну ты и сказанул, Гжесь. Мы снимаем кино. На Плювайку наконец-то нашло вдохновение. А ты по грибы подался?

– Тут такое творилось! – вмешалась Майка. – Пани Сивилла отказывалась выходить на площадку. Все на коленях ее умоляли, и только я сумела уговорить.

– У нас земля под ногами горит. Все на ушах стоят. Если б еще солнышко высунулось… А кто это тебе, Гжесь, изодрал скафандр?

– Не знаю. Сам порвался.

– Костюмерша! Костюмерша! – завопил Щетка. – Быстро ко мне с ниткой.

Прибежала старушка с кучей булавок во рту и стала трясущимися руками зашивать швом «ришелье» драный скафандр.

– J'aime, – тихо сказала Майка.

– Что?

– Ничего. Повторяю слова. J'aime, tu aimes, il aime[Я люблю, ты любишь, он любит].

– Стоп! Что вы делаете? Стоп! – вдруг заорал Плювайка, то есть Лысый.

– Что я делаю? – задрожала от страха старушка – Да, чем вы там занимаетесь?

– Зашиваю скафандр.

– Люди, я вас всех перестреляю! Не могу больше! – Режиссер, сжав кулаки, стал колотить себя по седоватым вискам. – Кто вам велел зашивать?

– Пан Щетка. Пан Щетка велел, – наябедничала старушка.

– Пан режиссер, мальчишка совершенно испортил костюм,– с важным видом вмешался Щербатый, хотя заметно было, что и он сдрейфил.

– Это как раз хорошо! Он должен быть ободранцем. Ребенок больше вас понимает!

– Забирайте свои булавки и марш отсюда,– нисколько не смутившись, скомандовал Щетка, подталкивая костюмершу.

– Пан режиссер! Пан режиссер! – завыл Щербатый. – Солнышко вылезает! Сейчас этот ошметок уберется… – Он показал пальцем на затянувшую полнеба тучу.

– Начали! – крикнул режиссер. – По местам.

– Зажечь свет! Агрегат! – мгновенно откликнулись светики.

К нам подбежал Щербатый весь в замше и нейлоне – ни дать ни взять голливудский режиссер.

– Строимся, дети! Скоренько. Ты в конце, помнишь? – придержал он меня за плечо.

– Можно, я пойду с ним в паре? – быстро спросила Майка.

– Можно. Только не трепаться.

Майка взяла меня за руку. Ее золотая прядка как ни в чем не бывало трепетала на ветру.

– Птер,– шепнула она, многозначительно пожимая мне руку. – Ты заметил, что ваши имена состоят из одинаковых букв?

– Тихо! Кончайте болтать! – крикнул Щербатый.

Майка снова мне улыбнулась. И в этот момент я, в общем-то, перестал жалеть, что ничего больше не будет: ни этой психопатки Эвы, ни Себастьяна, прикидывающегося лордом, ни дурацких путешествий неведомо куда. Вдобавок моя Майка скоро станет настоящей женщиной, это ясно видно и очень приятно сознавать.

В дверях фургона появилась пани Сивилла, то есть наша Хозяйка. Она сбросила с плеч овчинный тулуп и, облепленная прозрачным пластиком, направилась к нам. Рядом семенили гримерши и костюмерши, на ходу поправляя ее вечно недовольную красоту.

Наконец Хозяйка встала во главу колонны. Вспыхнули прожектора, все забегали как одержимые, камера, разминая мышцы, проехалась взад-вперед по рельсам. И вдруг в разгар этой суматохи прозвучала перемежающаяся нервными плевками команда:

– Погасить свет!

Оказалось, что ошметок не только не убрался с солнца, а раздался вширь, превратившись в градовую тучу. Оператор Команданте немедленно открутил крышку термоса и принялся деловито жевать бутерброд. Сивилле принесли из аэродромного ресторана свиную отбивную величиной с олимпийский диск. И снова все замерло.

А мы с Майкой спрятались под брезентовый тент, потому что начался дикий град. Мы все время держались за руки, а она то и дело раскрывала рот, будто хотела, но не решалась заговорить. Тогда я стал перебирать ее пальцы, она застенчиво улыбалась, и нам было чертовски хорошо.

Нас, наверно, еще раз десять поднимали с места, но туча, передумав, неизменно снова наползала на солнце.

Наконец, когда время уже приближалось к обеду и все, потеряв надежду, дремали по углам, а осветители даже начали сворачивать кабель, распогодилось. Тучи, неизвестно как и куда, разбежались, и на совершенно чистом голубом небосклоне засияло бесстыжее великолепное солнце.

И тут начался воистину судный день. Все разом закричали и принялись вырывать друг у друга разные инструменты. Камеру открыли, стали зажигать свет, который, как назло, не желал зажигаться. Сонных детей опять выстроили в колонну, пани Сивилла прибежала настолько быстро, насколько ей позволял ничего не прикрывающий костюм. Щербатый вертелся около нас, торопливо напоминая сюжет фильма:

– Расслабьтесь, чувствуйте себя свободно. У вас впереди далекое чудесное путешествие. Вы – первые дети, которые проникнут в тайны Вселенной.

– Мы прекрасно знаем книжку, – сказал Дориан. – Она включена в школьную программу. Вы лучше следите за своими прожекторами.

– Ну наконец-то! – сказал, потирая руки, сценарист, который ненавидел детей. – Пускай первый дубль принесет удачу.

И дружески улыбнулся бледному Нико, который кисло поморщился: мол, какая уж тут удача.

– Внимание, прекратить разговоры! – крикнул Щербатый.

– Все готовы? – быстро заплевался режиссер, усаживаясь между ногами камеры.

Майка внезапно отпустила мою руку.

– Птер, – шепнула она, – я хочу тебе что-то сказать.

У меня заколотилось сердце, но ответил я внешне совершенно спокойно:

– Скажи.

– Знаешь, день рождения отменяется. Дориан пригласил меня на вечеринку по случаю первого съемочного дня. У них в кино так принято, я не смогла отказаться.

Мне почудилось, что землю заволокла ночная мгла. В мутной черноте бегали какие-то люди, крича и размахивая руками. Я отчетливо ощутил, как кровь со всего тела отхлынула к ногам, вросшим в бетон аэродрома. Мне стало ужасно холодно.

– Почему ты молчишь? – услышал я Майкин голос.

– Ах да. Все ясно. Понятно, ну конечно,– беззвучно пробормотал я.

– Ты на меня не сердишься?

– Нет. Что ты.

– Я так и знала. Ты прелесть.

В этот момент режиссер завопил страшным голосом:

– Камера!

Кто-то хлопнул перед мордой камеры дощечкой, и мы под стрекот киноаппаратуры двинулись в сторону уже немного потрепанной непогодой ракеты.