Читать книгу "Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл"

Слова эти встряхнули память Клода. Он удалился и скоро вернулся из-за занавески, держа в руках искомую книгу. Она была переплетена в простой картон. Согласно «перлам», Клоду следовало перечислить все варианты переплета, начиная, как настаивал Ливре, с самых дорогостоящих.

– Позолотчики обновили наши запасы армянской позолоты.

– Позолотчики и их позолота меня не интересуют.

– Вас же наверняка интересует переплет, мадам! У нас есть особая кордовская цветная дубленая кожа. Или, быть может, мягкую телячью?

Дама покачала головой.

– Сафьян?

– Нет!

– Волокнистый сафьян в английском стиле?

– Нет.

– Просто козья кожа? – Клод продолжал перечислять, силясь вспомнить, где же он видел эту женщину раньше. – Дубленая овчина тоже хороша. Почти такая же прочная, как сафьян.

– Нет.

– Индейка?

Она подняла брови-стрелы.

– Подойдет простой картон.

Клод продолжал домогаться:

– Питон или, быть может, зебра? Кстати, у нас есть даже кожа пингвина. Почему бы не попробовать пингвина? – (Пьеро сейчас работал над очередной дурно пахнущей особью этой нелетающей птицы, привезенной из экспедиции в Патагонии.)

– Я бы хотела взять книгу на время, а не купить, – решительно сказала женщина. – Мы записаны у твоего хозяина, он уже давал нам книги.

Этьеннетта подтвердила то, что это семейство регулярно пользовалось коллекцией, хотя обычно за книгами приходили слуги, которые доставляли их и обратно. Этьеннетта взяла на себя оставшуюся часть заказа, вписав имя клиентки в закодированную отчетную книгу. Пока она все это проделывала, Клод продолжал рыться в своей памяти. Он никогда не видел эту даму в магазине. Он ни разу не заходил к ней по пятницам. Клод потерпел фиаско.

Этьеннетта заполнила различные бланки соглашения. Госпожа внимательно разглядывала Клода, бесстыдно, будто он был очередным товаром в магазине. Она заключила сделку словами:

– Верну книгу в четверг. К тому времени я узнаю, имеет ли смысл ее покупать.

– Конечно, мадам! Мы с нетерпением ждем вашего возвращения.

Клиентка улыбнулась. И в этот самый момент Клод все вспомнил. Изгиб брови лишь намекнул ему, улыбка же просто не оставила сомнений. Он проводил женщину до двери. Зазвенел колокольчик, и дверь закрылась, в магазине остался лишь запах ее духов. Клод ринулся в заднюю часть помещения так быстро, что чуть не сбил с подставки большой глобус. Этьеннетта уже собиралась залить чернилами страницу тайной отчетной книги.

– Убери руку!!! Ее имя! Мне нужно узнать ее имя! – Клод был шокирован, когда его предположения подтвердились. Он рассмеялся, подпрыгнул, несколько секунд посидел спокойно, затем вновь подпрыгнул и вновь рассмеялся. Подобные телодвижения Клод повторял весь день. Он танцевал с безволосой «юной леди», сводя и разводя ее деревянные руки, увлекая ее в дикий танец по подсобке. И пока Клод танцевал, открывая и раскрывая деревянные объятия, он напевал: «Я повстречал портрет!»

Ее полное имя было Александра Элен Хугон. Хотя несколько записей о ней есть в церковных документах и в архивах парижского детского дома, все же большую часть информации об этой даме можно получить из тетради с рисунками и набросками Клода. Дочка одного состоятельного постижера[72]и жена другого, она являлась вынужденной музой Клода в период его бурного роста, как духовного, так и профессионального.

Любовь Клода нельзя назвать слепой, но все же катарактой она, по-видимому, страдала. Двадцать раз успели расцвести и увянуть полевые цветы с тех пор, как портрет был создан. Выражаясь яснее, Александра Хугон все еще отличалась красотой, однако в ее облике присутствовал ряд изъянов, которых Клод не пожелал видеть. Ее кожа больше не была такой гладкой. Оспа оставила множество следов на лице, которое требовало теперь ежедневного наложения дорогостоящих кремов и косметики. Брови не парили так дерзко и надменно над глазами, как это обещал портрет. И в то же время в самих глазах все еще горел огонек, а улыбка оставалась загадочной. И видимо, Александра вела себя и одевалась кокетливо, чтобы вернуть себе юный вид, по-другому не скажешь.

Клод постарался описать волшебную встречу своим друзьям, но был не в силах выразить всю полноту и силу своего восхищения. К сожалению, его друзья не присутствовали при свидании. Возможно, им бы даже удалось слегка образумить своего ликующего и безумствующего приятеля.

Пьеро осмотрел бы наряд мадам Хугон с профессиональным интересом, отмечая убитых животных, которые теперь дополняли ее облик. Белая меховая шляпка сделана из брюшка сибирского горностая; накидка с кисточками – результат труда целой колонии итальянского тутового шелкопряда; часть корсета выполнена из китового уса гренландского кита, убиенного меж плавучих льдин Арктики; сумочка покрыта кожей страуса, который при жизни рассекал чахлую растительность Анголы; пуговицы из рога самца косули; кусочки не очень дорогой телячьей кожи; косметический крем – из жира свиньи. ный запах, который Клод уловил после ухода мадам Хугон, оказался пахучим секретом, извлеченным из желез виверры, расположенных в заднем проходе животного. Иными словами, ее платье было просто мечтой таксидермиста.

Плюмо, обдумав и осмотрев все, чем славилась мадам Хугон, включая фамильные и интеллектуальные достоинства, счел бы ее весьма интересной особой, именно такие дамочки привлекали к себе всеобщее внимание в конце XVIII века. Когда работы американского изобретателя – того, что не угодил аббату из-за дела со стеклянной гармоникой, – оказались популярными в Париже, мадам Хугон тут же скупила все его книги и какими-то обходными путями добилась с ним встречи, правда, короткой и вовсе не значительной, в его доме в Пасси. Когда весь Париж наблюдал за тем, как баллон из склеенных обоев братьев Монгольфье плывет над городом, мадам Хугон заплатила приличные деньги за мягкое сиденье с хорошим видом, чтобы стать свидетельницей запуска, который простые смертные могли увидеть совершенно бесплатно. Во время «сражений» глюкистов и пуччинистов[73]мадам Хугон всегда приезжала, хмельная и прекрасная, на самые главные оперные представления, демонстрируя отличное знание «Ифигении в Тавриде». (Она выписывала строчки из музыкальных альманахов.) А когда дело доходило до сомнительных курсов лечения с заключением человека в кожаные ремни и погружением его в дубовую бочку, она платила большие деньги, чтобы ее запутали в кожаные ремни и погрузили в дубовую бочку.

Не важно, о чем шла речь: о Бенджамине Франклине, о воздушных шарах, о музыке или о сеансах гипноза, – мадам Хугон всегда была действительно светской дамой, в устаревшем значении этого слова, то есть держала себя уже не вульгарно, но все еще не благородно. Ее дни полнились семинарами, уроками игры на скрипке и походами к местному продавцу порнографической литературы.