Читать книгу "Моя жизнь как фальшивка - Питер Кэри"

– Ну-ну! – сказал он. – Все в порядке.

Но, разумеется, все было отнюдь не в порядке. Едва ханту протянул к ней руки, девочка замерла, а тот, сочтя молчание знаком согласия, просунул руку между прутьями и хотел погладить девочку по волосам.

Люди видели, как рука проникла внутрь клетки, потом услышали вопль, и рука отдернулась. Девочка заорала громче прежнего, корзина подскакивала в грязи, словно морское животное, выброшенное на берег. Все стояли неподвижно, будто окаменев. Только раджа едва заметно шевельнулся, и у Чабба кровь застыла в жилах, когда он увидел, как тот приглаживает тоненькие усики.

Раджа что-то коротко сказал, ни к кому в особенности не обращаясь. Затем, не удостоив гостя даже взглядом, вместе со свитой удалился в деревню.

Когда повелитель ушел, никто больше не глянул в сторону Чабба, но общий гнев был так же явственно осязаем, как липкая жара. Кто бы не рассердился на их месте? А уж малайцы, такие нежные с детьми, сразу поняли, кто настоящий похититель.

Они горестно следили за тем, как юноши осторожно продевают бамбуковые шесты в петли корзины и поднимают на плечи белую девочку. Чабб шел вслед, будто за гробом, а малышка кричала в бессильном отчаянии.

В доме раджи ее сначала понесли в рума ибу, однако жены запротестовали, и клетку переместили на веранду. Выпустить пленницу не решились, но принесли ей мисочку черного рисового пудинга и два банана.

Чабб наблюдал все это со стороны и остро чувствовал женское неодобрение, однако, не владея языком, не мог оправдаться. Он видел, как женщины приближались к клетке, одна из них протягивала пудинг на пластмассовой ложке и негромко ворковала, пока грязная маленькая ручка, просунувшись между прутьями, не хватала угощение.

– Так скверно было на душе, – поведал мне Чабб, – что я сперва даже не заметил раджу.

– Я потерял лицо из-за этого идиота кайя-кайя, – мягко пришепетывая, заговорил его благодетель, и нужно было заглянуть ему в глаза, чтобы понять, как он взбешен.

– Мне очень жаль.

– Ты отвезешь ее обратно.

– Нет.

– Вместо ответа, мем, он со всего размаха ударил меня по лицу. Я посмотрел на этого человека, который поначалу казался мне таким изнеженным, и понял, что он вполне способен убить. У меня маловато мужества, но выхода не было. Я сказал, что никому не отдам мое дитя. Эту ночь я провел беспокойно.

43

К УТРУ ВОПРОС О СУДЬБЕ РЕБЕНКА БЫЛ РЕШЕН, ПОСКОЛЬКУ в деревню самолично прибыл Маккоркл, окруженный толпой взбудораженных таможенников. Его они сопровождали не угрюмо и подозрительно, как Чабба, а с восторгом зрителей, обступивших гладиатора: толкались локтями, чтобы пробиться поближе к своему герою и женщине-обезьяне. Боб и китаянка несли на головах большие холщовые мешки.

Молодые люди подвели гиганта к порогу дома раджи Кесил Бонгсу, и здесь Боб сбросил ношу наземь.

– Тина! – крикнул он. Так впервые Чабб услышал имя своей дочери.

Девочка пила сусу, но тут же отозвалась и выбежала на веранду, все еще сжимая банку в обеих руках. Жены раджи одели девочку, как маленькую принцессу – в пурпурный саронг с серебряной вышивкой, – расчесали спутанные волосы, смазали их маслом и стянули в косичку, открыв прелестные ушки. На верхней ступеньке Тина помедлила, улыбаясь, но когда бросилась вниз по ступенькам, ее уже била дрожь, и она рухнула, уткнувшись лицом в массивное плечо Маккоркла и зарыдала, а он обхватил руками маленькие трясущиеся лопатки.

Отец, точно злодей в деревенской мелодраме, наблюдал сцену воссоединения с веранды, в щелочку жалюзи. Это было немыслимо, непереносимо. До сих пор его поддерживала решимость спасти свое дитя, но теперь он признал поражение, уголки губ опали, и рот сделался узким, как лезвие криса.

Его выволокли наружу и поставили перед врагом. Тот глянул на него в упор сквозь прищуренные веки.

– Если я встречу тебя снова, – сказал Боб Маккоркл, – я тебя уничтожу.

– Ты и так уничтожил меня.

Он улыбнулся, мем, улыбнулся, довольный. О, в тот момент я готов был вырвать сердце у него из груди. Я видел это – моя рука проникает в его грудь, сжимает в кулаке органы, словно теплую грязь.

– Я дал тебе жизнь. – напомнил я. – Не боишься, что я ее отниму?

Вместо ответа он толстой ногой сделал подсечку, и я упал. Попытался встать, но он пнул меня в зад, и я вновь распростерся в грязи. Все хохотали, даже моя девочка.

Я лежал в грязи и визжал, точно загнанная свинья. За это я должен его убить, твердил себе я. Я убью его. Я еще увижу, как он издыхает, словно цыпленок или пес, волочащий ноги во тьму.

Чабб вдруг погладил книгу, которая последние три часа лежала на столе между нами. Переплет был коряв и красив, как береста, но уродлив и жарок, словно фиговое дерево в Мортон-Бей. Весь в пятнах и бороздах, и когда Чабб опустил на истрепанную временем обложку квадратные ладони с потрескавшимися ногтями и старческими пятнами, книга и руки показались мне органами одного и того же существа.

Я записывала за ним столь поспешно, что сводило пальцы, и теперь с радостью отложила тонкую ручку. В тот же момент Чабб слегка подвинул книгу ко мне – кокетливо, словно женщина, расстегивающая блузку. Он двигал книгу взад и вперед, то ли поддразнивая, то ли не в силах принять решение, и книга попала в лужицу чая.

– Осторожнее, – попросила я. – Чай.

– О, – улыбнулся он. – Она и не в таких переделках бывала.

Я никак не могла прийти к окончательному выводу и в тот миг вновь заподозрила в Чаббе автора этих стихов, но когда он бережно поднял книгу со стола, я вполне в этом уверилась.

– Вам понравилось то, что вы успели прочесть? – спросил он.

Говорит как автор, отметила я.

Теперь он положил книгу прямо передо мной, и я искренне ответила, что прочитанное не идет у меня из головы.

– Зацепило, а?

– Ну да.

– Сразу-то не поймешь, что это шедевр, а, мем? Вы же знаете, о чем говорю. Что за невнятица? Ни то ни сё. Чего хорошего-ла? Но зацепит – не выпустит.

Внезапно он подтолкнул книгу, и она оказалась прямо передо мной. Сердце у меня сильно забилось.

– Пусть у вас будет, – сказал Чабб.

Том оказался гораздо тяжелее, чем я думала, и какой-то странный на ощупь – необычная бумага, местами чуть маслянистая, а порой чешуйчатая.

– Я могу вам доверять, нет? – Чабб не скрывал своих чувств.

– Да, – подтвердила я. – Можете мне доверять.

– Значит, встретимся здесь утром.

Я заставила себя сидеть спокойно, пока сикх почтительно открывал Чаббу дверь, и лишь когда старик завернул за угол, я прижала к груди стихи Боба Маккоркла.