Читать книгу "Зверинец Джемрака - Кэрол Берч"

— Прекратить! — рявкнул капитан.

Скип опустил голову и принялся грызть свой сухарь.

— А Билли думал, что да, — произнес он минуту спустя.

— Что он думал? — переспросил Даг.

— Что это я виноват.

— Ага. Билли жопу от пальца отличить не мог, разве нет? — заметил Тим.

— Прекратить!

Мы покачивались на россыпи волн, бок о бок в двух шлюпках, и жевали, точно стадо коров на лужайке. Поднялся резкий ветер. Челюсти терлись одна о другую, и стук костей глухим звуком отзывался в мозгу. У старого волосатого борова, невозмутимо сидевшего на привязи между Габриэлем и Яном, был большой круглый живот. Я смотрел на него и думал, как хорошо быть животным, ничего не знать и никогда не думать о том, что может случиться дальше.

— Болтливый больно был этот Билли Сток, — произнес Тим, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ага, — спустя некоторое время согласился я, что верно, то верно.

Ближе к рассвету мы один за другим, зевая и постанывая, начали влезать обратно на банки, мокрые и голодные. Ветер дул всю ночь. Боров наложил кучу. Мы получили свои порции сухарей и воды и принялись грести дальше. Слава богу, вельботы шли с трудом, и это не давало нам расслабиться. Хорошо, когда все время занят, а не бездельничаешь. Один управлялся с рулевым веслом, другой чинил, латал и вычерпывал воду. Третьему приходилось нести вахту. И так далее. Вельботы были перегружены, осадка у нас была слишком низкая, и вода частенько попадала через борт. Мы пробовали ловить рыбу, но у нас не было снастей. Габриэль принялся выстругивать копье из деревяшки, взятой с корабля.

Голод и жажда давали о себе знать. В таком состоянии мир имеет свойство делиться на две части. Или удваиваться. То же происходило и со мной. Примолкший и ошарашенный, я был здесь и не отрываясь смотрел широко открытыми глазами на небо, на тусклое серое море, размазанные пятна туч, волны. Вся остальная моя жизнь превратилась в сон. Дела шли своим чередом, разумно и понятно. Капитан и мистер Рейни не давали нам расслабиться, заставляли следить за собой — бриться острием ножа, чистить щепочкой зубы, приглаживать волосы и читать молитвы на ночь и с утра. За молитвы отвечал Дэн. Это у него тоже получалось хорошо, как и многое другое.

— Господи Исусе Христе, ты умер за нас, — разносился над шлюпками его спокойный звучный голос, — так смилуйся же над нами в эту тяжкую годину. Взываем к тебе о помощи — двенадцать душ, унесенные в бурное море. Господи, пошли нам корабль. Аминь. Вознесем же теперь нашу молитву…

И мы читали «Отче наш»: двенадцать бормочущих мужчин склоняли головы и соединяли руки.

Шли дни.

Вести им счет не имело смысла. Еще до крушения Скип сказал, что время стало вести себя странно, и он был прав. Жизнь превратилось в сон длиной в одно мгновение — и длилась бесконечно. Когда я вспоминаю о том, что тогда чувствовал, мне кажется, будто давным-давно я действительно прожил еще одну жизнь: родился, просуществовал и умер.

— Просыпайся, Джаф.

Руки у Дэна дрожали — ему тоже недоставало выпивки.

— Тебе снился сон? — спросил он. — О чем? Кто-то преследовал тебя?

Я отрицательно покачал головой. В груди скопилась вода. Целый омут слез.

Сны. Дракон — огромнее, чем на самом деле, — вышагивает по палубе «Лизандра» на задних лапах, как человек. Я дернулся и сморгнул воду с ресниц. Первым, кого я увидел, был мистер Рейни с горящими глазами, он выплюнул в ладонь какой-то серый шар, лицо его приобрело зеленовато-желтый оттенок гниения. Оглядевшись вокруг, я не увидел капитанского вельбота.

— Они пропали! — закричал я.

— Нет-нет, — успокоил Габриэль, сидевший на руле, — вон они.

Волны перекатывались, образуя в поверхности океана глубокие расщелины. Капитанский вельбот то появлялся, то исчезал с долгими, в несколько минут, перерывами. Когда мы сумели разглядеть, что там происходит, выяснилось, что вторая шестерка тоже вычерпывает воду. Трое из нас постоянно только этим и занимались, но все предметы в шлюпке продолжали плавать, включая несчастного борова. Мне его было очень жалко. Одному Богу известно, как бедняга представлял себе жизнь, — происходящее явно должно было казаться ему странным. К этому моменту боровы, да и мы сами уже хорошенько просолились. Вокруг пересохших губ и покрасневших глаз образовались соляные круги, а на грязной одежде появились разводы, не менее затейливые, чем узоры на скалах. Все мы превратились в водоплавающих животных. Дождь то начинался, то переставал, но это уже ничего не меняло — только лодка быстрее наполнялась водой, и приходилось всем сразу хвататься за черпаки и ритмично выплескивать эту воду за борт. Мышцы болели. Мы вычерпывали до тех пор, пока не наступала наша очередь спать, спали в воде, просыпались и вновь начинали вычерпывать ее. А я еще плакал, глупый. В моем сознании постоянно крутилась мысль о теплой постели и о камине, о запахе эля, пота и женской пудры. Мы получали свои сухари и воду. Лицо Тима — бесстрастное, непроницаемое, порой на нем даже мелькала улыбка. Море и небо — то вверх, то вниз. Мы шли не останавливаясь. Наши глаза видели одни и те же лица, день за днем, до тех пор пока мы не перестали различать друг друга и самих себя. Мы превратились в единый организм, странное существо, которое пыталось выжить, облизывало растрескавшиеся губы и не сводило воспаленных глаз с горизонта.

Однажды днем небо вдруг изменилось, после полудня установилась ясная погода. Лодки подошли ближе друг к другу.

— Господи Исусе, — сказал Тим, — ты только погляди на них.

— Мы выглядим точно так же, — заметил я.

— Как ваш хлеб? — крикнул капитан. — Наш весь намок.

— Куда ж тут денешься, — откликнулся мистер Рейни, — у нас тоже намок, но не весь.

— А у нас весь, — повторил капитан. — Как там, все справляются?

— Да, капитан, все на месте, в лучшей форме.

— Надо выложить сухари, чтобы подсохли.

Уилсон Прайд уже приступил к делу, терпеливо раскладывая намокшие куски хлеба на обрывке старого холста. Лицо его ничего не выражало.

— Боров у вас жив еще?

— Конечно. А ваш?

— В полном порядке.

У капитанского борова теперь появилась кличка: Наполеон, сокращенно Поли, — Джон Коппер придумал.

Есть мне не хотелось. Ощущения в животе были странные, но голода я не испытывал. Ежедневная порция сухарей поддерживала наши силы, но во рту и горле у меня начинало саднить. Капитан разрешил всем лишний раз глотнуть воды на ночь — это была наша первая спокойная ночь за долгое время. Случайный подарок показался настоящим чудом. Вода была теплая, я подержал ее на языке, словно в чашке, сколько мог, но она все равно впиталась.

— Эй, Скип, все путем? — спросил я.

Губы безумца изогнулись в неловкой усмешке, и он резко кивнул, словно говоря «да».