Читать книгу "Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб"

Одна из глав «Мубаин» (поэма была переведена – лишь частично – на русский язык) объясняет взгляды Тигра на систему налогообложения в стране, населенной преимущественно афганцами. Поскольку он предназначал свое сочинение сыновьям, в нем, очевидно, отразились его окончательные выводы о доходах, которые могла принести эта скудная земля, обрабатываемая дикими племенами и оседлыми крестьянами. Нельзя не отметить, что Бабур был далек от мысли применить в своей новой стране ту систему налогов, которой пользовались Тимуриды, правящие в Самарканде. Феодальный обычай, обязующий землевладельца отдавать казне часть собранного на его полях урожая, заменил новый закон, вводящий конкретный налог на земли, стада и торговлю.

Довольно умеренный налог на земли взимался с учетом их местоположения, но вне зависимости от величины урожая, что побуждало землевладельцев увеличивать доходность наделов. С фруктовых садов, диких или культурных, причиталась десятая часть от собранных плодов. Со стад овец и коз брали одну голову с каждой сотни; крупного рогатого скота – одну из тридцати, лошадей – одну из сорока; по непонятным причинам пять верблюдов приравнивались к одной овце. Владельцам стад предоставлялось «право выбора» – они могли платить деньгами или натурой. Что касается торговли, купцы местного базара выплачивали определенную сумму, которая пополнялась за счет проходящих через город торговых караванов. Немусульмане – индусы и евреи – отдавали в казну двадцатую часть своих товаров.

Очевидно, что богатства падишаха в Кабуле росли в основном за счет поступлений от владельцев стад и базарных лавок. Бабур всегда уделял самое пристальное внимание тому, что, по его мнению, было устроено неправильно, и стремился лично внести необходимые перемены. Благодаря пристрастию к экспериментам с руслами ручьев и посадкой растений, которое он не раз демонстрировал во время своих походов по стране, народ наградил своего монарха прозвищем Царь-Садовник.

О чем повествует Цветок Розы

Повествование Бабура снова прерывается – уже в третий раз. Пробел начинается после описания зимнего дня 1520 года, утро которого он провел за мирным чтением глав из Корана, а затем, после вечерней молитвы, отдыхал, задавая корм лошадям. Записи возобновляются лишь в 1524 году, когда Бабур повел свою армию на завоевание Индии.

Несмотря на то что Бабур довольно часто ссылается на события, хроника которых утрачена вместе с частью его мемуаров, восстановить их картину не представляется возможным, поскольку другие источники отсутствуют. Хайдар, состоявший в то время на службе у Саид-хана, находился в практически недосягаемом Кашгаре, отделенном от Кабула высокой горной грядой. Историка Хондемира, пребывавшего при дворе Сефевидов, занимали события куда более важные, чем благоденствие неизвестной горной страны. Однако некоторые факты свидетельствуют о том, что Кабул процветал. Орошение земель способствовало росту урожаев. Начали плодоносить завезенные из других стран деревья, а из отдаленных неспокойных районов в безопасную и относительно благополучную страну стекались военачальники и вельможи, что несомненно свидетельствует о благополучии Кабула. Между свирепыми и воинственными афганскими племенами продолжались стычки, однако Бабур умел сдерживать их, и они уже не отваживались оказывать ему сопротивление. Узбеки, хозяйничавшие на севере страны, последовали примеру афганских царьков.

Неожиданно нам на помощь приходят записи молодой женщины. Когда родилась Гульбадан – Цветок Розы, – Бабур уже достиг зрелого возраста. Много позже она последовала примеру мужчин из своей семьи и начала писать свои воспоминания, выполняя просьбу племянника, императора Акбара. Гульбадан была ребенком нового поколения, родившегося от матерей, не принадлежавших к роду Тимуридов. Эти дети росли в дружеской среде кабульского двора, не зная страданий и гордыни покинутого Самарканда. Она сообщает, что ее отец никогда не вспоминал о своей родине. Очевидно, Бабур не говорил об этом со своими младшими детьми. А с тремя его женами, в жилах которых текла кровь Тимуридов, его, по странному совпадению, разлучила смерть или отъезд – еще до того, как он поселился в Кабуле.

Эта роковая закономерность, которую, должно быть, обсуждали на женской половине дома, привлекла внимание Гульбадан. Впервые за треть века семье не нужно было упаковывать пожитки и сниматься с места в поисках безопасного убежища. Горный дворец над извилистой, заросшей тростником речкой и Четыре Сада на верхних лугах стали для них надежным пристанищем. Духовное руководство женской половиной осуществлял престарелый Касим. Ни один вооруженный враг не мог приблизиться к воротам дворца. Гульбадан пишет, что прибытие в Кабул стало счастливым моментом в жизни ее отца, – до этого все его жены и новорожденные дети представали перед Аллахом. Поселившись в Кабуле, он обзавелся восемнадцатью детьми. Конечно, это следовало расценить как счастливое знамение.

Судя по всему, Гульбадан была скорее глубоко верующей, чем суеверной, что далеко не одно и то же. Ее сводный брат Хумаюн, старший из детей, был суеверен до крайности, пытался истолковывать свои сны и видел добрые и дурные предзнаменования в самых заурядных событиях. Женщины рассказывали, как в десятилетнем возрасте Хумаюн решил заняться гаданием, для чего вышел из дому с утра пораньше. Ему казалось, что он вот-вот получит знамение. Выйдя на общественную дорогу, он спросил имя у первого встреченного им мужчины, затем у второго и, наконец, у третьего. В этих трех именах, составленных вместе, крылось предсказание его дальнейшей судьбы. Более опытные советчики подсказывали ему, что лучше всего загадывать только по первому имени; сделать это по трем именам гораздо сложнее. Однако юный царевич решил поступить по-своему. Довольно странно, что имена этих троих означали: Стремление, Благополучие и Торжество. Хумаюн исполнился уверенности, что получил потустороннюю гарантию и в дальнейшем все его устремления будут приводить к успеху.

Бабур давно перестал доверять предсказателям судьбы, но терпимо относился к робкому, внушаемому Хумаюну. После смерти Мирзы-хана он назначил своего тринадцатилетнего сына правителем провинции Бадахшан и вместе с Махам, матерью мальчика, проводил его в новые владения. Через несколько дней родители оставили Хумаюна, поручив его заботам тщательно отобранных советников. Очевидно, разлука с отцом не противоречила желанию самого Хумаюна; Бабур только согласился с его решением и постоянно писал сыну, жалуясь на то, что Хумаюн ограничивается лишь ответами на его письма.

Поэтому, будучи ребенком, Гульбадан никогда не видела своего сводного старшего брата, наследника кабульского престола, и очень редко встречалась с отцом, который обычно находился в очередном походе. Первая сознательная встреча с ним произошла много лет спустя, на берегу Инда, и приближение к падишаху повергло ее в великий страх. Как большинство других женщин маленького двора, Гульбадан не доверяла доморощенным предсказаниям, а искала доказательства того, что ее семья пользуется особой милостью Господа.

После периода «лишения престола» прошло немало времени, и в семье тоже произошли перемены. Теперь ею уже не руководила железная воля несгибаемой Исан Даулат. Махам, мать наследника, довольствовалась уединенными покоями дворца и никогда не обращала взор – по крайней мере в то время – на политический горизонт, за которым время от времени скрывался ее супруг и откуда он вновь появлялся, привозя подарки для всех своих женщин и детей – от дрессированных обезьянок до тончайших шелков с пешаварского базара. Денежные подарки он делал лишь своим старшим сыновьям, носящим титулы. Иногда в поездках его сопровождала молодая афганская госпожа. Как ни странно, Биби пользовалась признанием в кабульском гареме, – возможно, из-за своего веселого нрава, но, возможно, и потому, что не имела детей. Женщины наслаждались безопасной жизнью в Кабуле; об этом свидетельствует то, что каждое возвращение Бабура отмечали импровизированными праздниками. Однажды он решил не сообщать о своем возвращении, и об этом стало известно, когда войско уже подошло к реке. Тогда, потеряв голову от волнения, оба старших сына поспешили ему навстречу, чтобы приветствовать отца подобающим образом. Поскольку времени на то, чтобы усадить их на коней, уже не оставалось, они промчались через мост на руках у слуг. Бабура этот случай очень позабавил.