Читать книгу "Елизавета. В сети интриг - Мария Романова"

Лесток несколько раз истово кивнул – Разумовский был прав. И Елизавета до такого не опустится, да и он, некогда певчий, а ныне признанный фаворит, такого не позволит. Тем временем Елизавета закончила диктовку. Карл Ульрих будет призван в Россию, крещен по православному обряду и наречен наследником русского престола. Пусть и изрядно разбавленная немецкой, однако на троне все же останется кровь Романовых. И сие было главным.

Вот так закончился для Елизаветы, теперь уже царицы, этот непростой день.

Нам же остается слегка заглянуть в грядущее, дабы увидеть, что же сталось с Брауншвейгским семейством, на путешествие которого щедрая императрица выделила рекомые тридцать тысяч сребреников.

Семейство сопровождал в странствии Василий Федорович Салтыков. Ему было приказание ехать не останавливаясь и объезжать большие города. Путешествие обещало быть непростым и полным случайностей – уж такова страна и причудливая царская воля.

Таким оно и оказалось: на первой же станции курьер догнал Салтыкова и передал ему приказание не спешить и останавливаться по несколько дней в каждом городе вплоть до Риги. Стало ясно, что Елизавета сожалеет о первом своем щедром порыве и желает дать себе время на размышление. В Риге последовал очередной сюрприз: приказание оставаться на месте впредь до новых распоряжений.

Похоже, что Лесток и Шетарди все-таки своего добились: мысль об отправке Брауншвейгов на родину была и вовсе оставлена. Бывшего императора и его родителей не только задержали в Риге, но и заточили в крепость.

Хотя вряд ли только Лесток смог переубедить императрицу. Дело-то государственное. Письма от королей и императоров так и летели в Россию из всех уголков Европы. Что бы в них ни значилось, все они в той или иной степени убеждали царицу в непрочности ее власти и щекотливости положения, в которое она поставила себя, отдав милосердное распоряжение о высылке. Да-да, между строк читалось только одно: выпуская из рук сверженного императора, она не сможет долго удержаться на престоле. Удивительнее всего то, что некогда ярый недоброжелатель, император Фридрих II, ныне прилагал всевозможные усилия, чтобы убедить ее в этом. Женатый на принцессе Брауншвейгской, хотя и не забывающий подчеркивать, что люто ненавидит свою жену и ее семью, он и с колоссальным рвением силился устранить от себя всякое подозрение в симпатиях к молодому принцу, приходившемуся ему племянником.

Но это было, скорее, исключение, а вот Австрия, Швеция, даже Пруссия, казалось ей, готовы были в любую минуту вступиться за малыша. Да не только дипломатически, но и используя немалые воинские силы.

Грозные призраки преследовали императрицу. С помощью Лестока она встретилась и с опальным Бироном, которого не вернула из ссылки, однако значительно смягчила опалу. Императрица встретилась с бывшим регентом, поселив его в Ярославле и запретив приезд в столицу и ко двору.

Содержание этого разговора так и осталось неизвестным. Должно быть, трехчасовая беседа окончательно убедила императрицу. Или упрочила ее решение. Как бы то ни было, но в середине декабря вся семья в большой тайне была перевезена в Дюнамюнде, а затем в январе 1744 года – в Ораниенбург, Рязанской губернии.

Здесь мы пока остановимся, хотя к Брауншвейгам так или иначе нам придется еще возвращаться.

А пока взглянем на Елизавету, уже самодержицу и императрицу. Счастлива ли она теперь? Спокойна ли?

Глава 22. «Мы, Елизавет Первая…»

– … Что бы ты ни говорил, Арман, короноваться я буду в Москве! Там папенька мой был коронован, там он маменьку в императрицы возвел…

– Так ведь, матушка государыня, не мог ваш папенька-то в Санкт-Петербурге короноваться – не было его тогда! А теперь это ж сколько сил займет да суеты потребует: Сенат надобно отправить в первопрестольную, Синод також…

– Иностранную и Военную коллегии, службы дворца, канцелярию придворную… – продолжил мысль Лестока Разумовский.

– И что же? И из-за этого я должна старые традиции отменять?

– Можно было бы новые традиции основать – короноваться здесь, на Неве, ведь племянница-то твоя здесь коронована была…

Лесток осекся – не стоило этого говорить, ох не стоило. Алексей укоризненно покачал головой – дескать, что ж это ты, батенька, не удержался-то…

Однако Елизавета только плечами пожала, для нее уже все было решено. Да и Брауншвейги помаленьку стали в прошлое отходить. Но не страшный призрак маленького Иоанна. Однако сейчас следовало все же думать об ином – стать законной царицей, принеся присягу, мало. Надо стать коронованной императрицей, иначе останешься простой узурпаторшей, а не наследницей дел своего великого отца. Чтобы тебя признала твоя страна, чтобы занять достойное место в бесконечной веренице правителей тысячелетнего государства, ты должна была венчаться с властью в ее древнем жилище – в московском Кремле.

– Одним словом, готовьтесь, други…

Лесток вздохнул, но совсем тихо. Елизавета очень быстро превращалась во владычицу, императрицу, самодержицу. Лейб-медик не без удовольствия подумал, как же просчитались Шетарди с Нолькеном, да и их монархи, принимая дочь великого Петра за пустую дурочку и марионетку.

«Ох и задаст она вам жару, ох и задаст!.. Клянусь, вы еще пожалеете, что некогда отказались видеть ее королевой Франции или Саксонии с Курляндией! Кровь Петрова вам еще даст жару…»

Губы Елизаветы плотно сжались – уж очень она не любила, когда с ней спорят, даже самые близкие. Лесток еще раз усмехнулся про себя.

Ровно через неделю невероятный, невиданный обоз отправился в путь. Современники писали, что почти девятнадцать тысяч лошадей были расставлены вдоль дороги, по которой кибитка императрицы, сани, кибитки и кареты из Петербурга следовали в Москву.

Изумительная, незабываемая, ни на что доселе не похожая поездка весьма согрела душу Елизаветы Петровны – радостные подданные с иконами встречали царский поезд у въездов на станции, громко звонили колокола, люд пел и веселился. По ночам вдоль дороги зажигали бочки со смолой – крылатая душа императрицы не любила медленной езды, поэтому ее кибитка неслась по заснеженным дорогам аки птица.

Да и кибитка-то была непростая – настоящий дом на полозьях. Отделанная кожей и коврами, меблированная удобными креслами и столом, она была настоящим передвижным дворцом. В кибитку запрягали дюжину лошадей, которые меняли на каждом постоялом дворе. А уж за этой кибиткой-дворцом невероятный хвост из саней и кибиток вельмож и чиновников растягивался на целые версты.

В Москву обоз вошел в конце февраля, и всего через два месяца архиепископ Новгородский Амвросий – глава Синода – начал торжественную службу под сводами кремлевского собора.

Именно архиепископ Новгородский некогда настаивал на том, чтобы цари русские короновались в Москве, именно он, чуть растягивая «о», убеждал цесаревну Елизавету в том, что нет и не может быть иного места для столь великого таинства, коим является таинство коронационное.