Читать книгу "Логопед - Валерий Вотрин"

— Послушайте, вы! — выдавил в бешенстве он из себя и, вскочив, схватил Борича за руку так, что тот скривился от боли. — Вы тут в моем доме осматриваетесь да оглядываетесь… что, заметно, какое я состояние нажил на сотрудничестве с этими? Да, черт вас подери, я теперь богат — мне жизнь оставили! Вот, живу теперь — и каждый день жду, когда за мной придут. Ничего так житьишко? А вы скажете — поделом, скажете, предателю?! Так вот, я это и без вас знаю. Я сам, сам уже вынес себе приговор!

— Юра, не надо! — пыталась оторвать его от гостя Анна Тимофеевна.

— А вы, — продолжал шептать Рожнов — от ярости у него перехватило горло, вместо слов вырывался свистящий шепот, — вы все мне корыстью тычете… ищете, чего нет. Не найдете! Потому что не за корысть, не за злато-серебро… нет, не понять вам — за идею! — вот зачем трудился и за что теперь расплачиваюсь. Кабы только знал, кабы ведал, чем все кончится… глаза застило… помрачение нашло… все он, он, Язык!

Борич молча вырывался, но Рожнов держал крепко.

— Все он, Язык, — довершил твердым голосом Рожнов и отпустил его — Борич отшатнулся и схватился за больную руку. — Убирайтесь! Спасибо за весточку и — вон отсюда!

Борич с кривой ухмылкой встал.

— Доносить побежите? — спросил он, странно шаркнув ногой.

Рожнов рванулся к нему так, что Анна Тимофеевна снова вскрикнула:

— Юра!

— Да вы ничего не слышали, глухой человек! — проговорил Рожнов, рассматривая его с некоторой даже жалостью. — Причем тут вы? Вас и без меня раздавят…вы ведь еще не поняли, что поздно, все поздно. Убирайтесь отсюда сейчас же!

Борич не оборачиваясь вышел. Рожнов медленно опустился на стул и еще несколько часов пытался отдышаться, пил таблетки, а встревоженная Анна Тимофеевна носилась вокруг.

Это происшествие словно подстегнуло события. На следующий день проснулись власти — Рожнову принесли повестку. Прочитав ее, он потрясенно замолк. Повестка была не в суд и не на допрос — ему приказано было завтра явиться на официальное сожжение «сталых лзивых книг, подлезасих изъятию и унисьтозению».

— Что же это, Анечка? — слабо спросил Рожнов. — Это средневековье какое-то!

Анна Тимофеевна помолчала, потом подошла и погладила его по голове.

— Ты не виноват, Юра, успокойся.

— А кто еще виноват, кто?!.. Пойти, что ли, Анечка? Ведь зовут.

Анна Тимофеевна, поджав губы, покачала головой.

— Вот и я так думаю, — произнес Рожнов после долгой паузы.

Поглядеть на этот костер сбежался весь город, но ни одного логопеда не было среди зрителей. Огню были преданы две главных столичных библиотеки, и почти двое суток полыхал громадный костер. Над городом стлало книжный пепел, опаленные странички, словно мертвые бабочки, бились в окна. Кварталы ближе к главной площади, на которой происходило аутодафе, занесло дымом, словно война вновь пришла на улицы. Зеваки весело чихали в этом чаду и приговаривали:

— Нисего себе книзки дымят…

— Пуфкай говят — их ве фитать невовмовно!

— Эх, мозно было бы на более полезное дело пустить — на нузники обсественные!

— Ха-ха! Ну, сказал, так сказал! Сутник!

Не успел дым рассеяться, а прошедшие дожди — прибить и пригладить огромное пепелище, по домам в центре города пошли специальные команды. Началась великая конфискация старых книг. В большинстве своем владельцы книг безропотно их отдавали. Но были случаи, когда книги пытались скрыть, спрятать, передать другим. И тогда вместе с книгами увозили их владельцев. Новые костры из книг запылали в разных районах столицы.

Явились и к Рожновым. Четверо закопченных людей, не замечая владельцев, заходили по квартире, перекликаясь по-хозяйски:

— Глиса, поди сюда — тут селый скаф!

— Витя, сто у тебя?

— Полоська небольсая в спальне, Семен Петловись!

— Ну, таси ее в колидол — там разбелемся.

Юрий Петрович и Анна Тимофеевна безучастно за этим наблюдали. Из их дома исчезали книги — наверное, самое дорогое, что у них еще оставалось. Среди этих книг были редкие, рукописные. Были старопечатные. Были, наконец, летописи рода Рожновых, семейные дневники, альбомы. Все это безобразной грудой валялось сейчас на полу в коридоре. Закопченные люди весело стаскивали туда книги со всей квартиры и походя подмигивали хозяевам.

— Сего заглустили-то? — окликали они их. — Небось не плипасы отбилаем, а вледное балахло. Сами зе спасибо сказете!

Рожновы окаменело молчали. «Как бы поступил Андрей? — думал Рожнов все время, пока книги из их большой квартиры бросали в огромные мешки и выносили в подъезд. — Он бы восстал, наверное». Но мысли были вялы и ни к чему не толкали. Как лютому Ваалу, отдавали они Языку книги, словно собственных детей.

— Юра, они нас не оставят, — сказала Анна Тимофеевна тем вечером.

Рожнов и сам это понимал. Одно было только ему неясно: почему их до сих пор не взяли? Ведь на победившем языке они так и отказывались говорить и даже в магазине громко переговаривались на правильном, вызывая шепотки и гневные замечания. Уже за это светило серьезное наказание — ан проходил день за днем, но ничего не происходило. Власти непонятным образом временили, словно не решаясь взяться за них.

Звонок раздался в воскресенье. Им так давно никто не звонил, что Рожновы — они как раз сели ужинать — подскочили и поперхнулись едой.

Звонили из Управы — ее продолжали так называть, хотя самой Управы давно не было. Четкий голос осведомился, Рожнов ли у телефона, назвался работником канцелярии и попросил Рожнова явиться завтра, в пять вечера, на заседание правительства.

— По какому вопросу? — спросил Рожнов, стараясь говорить так же твердо.

— По языковому, — сказал четкий голос и отключился.

— Ну, Аня, — сказал повеселевший Рожнов, поворачиваясь к жене, — это уже что-то. Видать, показательный суд решили устроить.

Анна Тимофеевна бухнулась на стул — отказали ноги.

— Не беспокойся ты, — произнес Рожнов, ласково обнимая ее. — Если бы хотели уничтожить, не стали бы вызывать на заседание правительства. Нет, что-то, видать, у них стряслось.

— Чего им надо-то, Юрочка? — заикаясь, спросила Анна Тимофеевна.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво повторил Рожнов, уходя мыслями в себя.

Он и сам не представлял, зачем его вызывают. Показательные суды устраивали в других местах. Может, побеседовать хотят? Но о чем? Нет, пригласить одного из высших логопедов страны, пускай и бывшего, на заседание правительства была вещь небывая. Он надеялся только увидеть там Куприянова. Рожнову было что тому сказать.

Назавтра в половине пятого он уже был в Управе. Как хорошо он знал это место, и как оно изменилось за войну! Видимо, снаряды залетали и за эти высокие стены: одно здание, в котором когда-то размещалось управление делами, сильно пострадало и сейчас было почти закрыто лесами. В окнах большинства зданий Управы до сих пор отсутствовали стекла. Внутри Красного дворца — резиденции правительства — было невыносимо грязно и натоптано, вооруженные люди слонялись по коридорам, равнодушно рассматривая драгоценные картины на стенах, стояла махорочная вонь.