Читать книгу "Волкодлаки Сталина. Операция "Вервольф" - Дмитрий Тараторин"

* * *

Майор так и остался в спортзале. Забрался под тяжелые маты, свернулся калачиком и уснул. Во-первых, днем его всегда клонило в дрему, а во-вторых, солнце снаружи, похоже, разошлось не на шутку. Он ощущал какое-то подозрительное жжение во всем организме, потому-то на всякий случай и навалил на себя этой светонепроницаемой дряни.

А Генрих, скользя по крови, выбрался из зала и отправился прогуляться по зданию и немного развеяться. Ведь одно дело, будучи в трансе (входить в него он, разумеется, научился у Дона Хуана) потрошить одного за другим и без того обреченных, а совсем другое сидеть потом среди истерзанных тобою же тел. Генриху это, прямо скажем, радости не доставляло, он же не маньяк в конце концов был.

Весь персонал они с майором сразу после захвата отпустили. Так что революционный жрец, задумчиво переходя из кабинета в кабинет, из сауны в качалку, разумеется, не встречал ни души. И мог спокойно отдаться раздумьям как стратегического, так и тактического характера.

Относительно враждебных поползновений он особо не беспокоился. Закладывая взрывчатку, они с майором понавтыкали везде микрокамеры слежения. Лунные нацисты исправно снабжали их всякими техническими приспособами. Поэтому Генрих имел возможность в любой момент, заглянув в портативный монитор, болтавшийся у него на шее, оценить обстановку вокруг элитного спорткомплекса. Она была умеренно беспокойной. Спецназовцы то перебегали туда-сюда, то замирали, ожидая новой команды. А начальники, в свою очередь, то подъезжали, то уносились прочь на своих лихих и навороченных авто, сверкающих все нестерпимее в лучах неуклонно разгорающегося солнца.

То есть снаружи ничего интересного не наблюдалось. Поэтому Генрих, расположившись в уютном кабинете директора комплекса, налил себе текилы (в Мексике он от водки как-то отвык) и включил телевизор. Прошелся по каналам (все они были теперь один другого демократичней) и понял, что в столице, похоже, начался путч. В прямом эфире шла трансляция всего творившегося на Лубянской площади и около.

Камеры злорадно фиксировали искаженные разного рода позорными гримасами лица разбегавшихся чекистов. Как ни старались, им не удавалось покинуть родные стены «Конторы» незамеченными. Вконец распустившиеся по ходу стремительного распада страны папарацци буквально вели охоту за затравленно озиравшимися офицерами. Некоторых удавалось даже под страхом обвинения в тоталитарности принудить к блицинтервью.

Настырная и белобрысая репортерша буквально схватила за грудки пожилого, с трясущимися щеками гэбиста и выстрелила в него очередью бьющих наповал вопросов:

— Что происходит в здании, кто открыл огонь, куда вы бежите, правда ли, что начался путч?

— Да, хуй его знает, чего происходит, — не выдержал напора и без того потрясенный чекист, — Козлов, мать его, КГБ возродить захотел.

Выдохнул чекист в камеру отчаянные эти слова и, сорвав журналисткин захват, головой протаранив стену ее коллег, рысью рванул к метро.

Тем временем вступила в игру другая бригада репортеров, дежурившая у ворот зловещей Лубянской цитадели. Тяжелые створки распахнулись, а из них на всех парах, сбив несколько камер вместе с операторами, вылетел кортеж разномастных автомобилей, который помчался в сторону Кремля. Корреспонденты, позабыв о корчащихся на асфальте товарищах, рванули следом.

Генрих подивился всему увиденному и решил, кстати, выяснить, как несут службу обложившие их с майором спецназы. Заглянув в волшебное зеркальце монитора, он с удивлением обнаружил, что они снимаются с позиций и, врубив мигалки и квакалки, сваливают.

— Нормально, — заметил сам себе террорист, — а Германцев-то с футболистами его, похоже, при таком раскладе им по хуй. Сливают их, реально сливают. А так, кстати, всегда и бывает, когда власть на халяву хапают и крови отлить жидятся.

Сделав этот глубокомысленный вывод, он потянулся до хруста в костях и решил:

— Упыря-то, пожалуй, будить пора. Вроде смеркается.

Не без труда растолкав майора, мучимого кровавым похмельем, Феликс потащил его к одному из служебных выходов. Посрывав с запоров взрывчатку, приятели вывалились на улицу. И там их сразу же накрыл тяжелый вал весенних запахов и звуков. Солнце в течение нескольких часов начисто спалило остатки зимы. «Работает метода деда Хуана, работает», — радостно подумал Феликс. Он ведь не то чтобы был фанатичным поклонником Уицилопочтли и прочих, а просто искал всю жизнь самый верный, надежный способ уничтожить систему торжествующих расово-неполноценных мироедов. А майор ничего не подумал, а просто до неприличия откровенно начал облизываться на попадавшихся по пути тоже воспрянувших от тепла ночных бабочек.

* * *

— Хайль Гитлер, Лев Давидович! — на ступени пирамиды буквально в двух шагах от Троцкого молодцевато спрыгнул светловолосый красавец в эсэсовской форме. Покинутая им тарелка мигнула бортовыми огнями и мгновенно растворилась во тьме.

— А нельзя ли, Фриц, без провокаций, — поморщился создатель Красной Армии. — Вы же знаете прекрасно мое отношение к Адольфу Шикльгруберу. Тупой антисемит, и больше ничего. Погубил, между прочим, дело мировой революции. Да, конечно, мы с вами одно теперь дело делаем, но это же не повод, в самом деле, так вот глумиться.

— Да ладно вам, Троцкий, будьте проще, и люди потянутся. Такая, кажется, поговорка популярна в России, — белозубо расхохотался немец. И сразу же посерьезнев, спросил: — Где Дон Хуан, как дела с коксом?

— Где-то здесь бродит. Ждет вас, — ответил Лев Давидович, раздосадованный тем, что такая романтичная ночь безнадежно испорчена инопланетными гостями.

Действительно, брухо не заставил себя долго ждать. Что-то напевая себе под нос и тихонько посмеиваясь, он внезапно возник из тьмы. Панибратски обнял Фрица и утащил его в свой мрак. А Троцкий подумал, что все-таки ему по-прежнему не хватает тонкого и деликатного, ныне уже покойного Рудольфа Гесса, с которым они когда-то в другой жизни снюхались. Прочие нацисты до его уровня явно не дотягивали.

Постсоветские историки всегда безоговорочно издевались над нелепыми, по их мнению, обвинительными конструкциями сталинского правосудия. Так, утверждения Вышинского, что Троцкий работает в связке с нацистами (а значит, и его последователи в Советской России с ними заодно), неизменно поднимались на смех. И приводились как наглядный пример людоедского абсурда, повсеместно культивировавшегося отцом народов.

Между тем неопровержимым фактом было то, что курс на сотрудничество с нацистами в Германии отстаивал именно троцкист Карл Радек. И сотрудничество это, как несложно догадаться, строилось опять-таки на коксе. Его поставляли из Советской России как коммунистам Тельмана, так и штурмовикам Рема в надежде, что общность интересов рано или поздно сгладит различия в идеологии. Но после разгрома троцкистов Сталиным, а левых нацистов Гитлером эти дерзновенные, многообещающие надежды погибли.

Впрочем, если в СССР с наркоманией вели борьбу не на жизнь, а на смерть, то в Германии нашлись силы, которые решили продолжить использование кокаина. Гнездились они в недрах СС. Инспирировав в ходе «ночи длинных ножей» уничтожение Эрнста Рема и его сподвижников, они боролись не с магическим порошком как таковым, а с зависимостью от Советов. Гиммлер и его сподвижники сумели связаться непосредственно с Доном Хуаном и наладить прямые поставки.