Читать книгу "Девятая жизнь нечисти - Алексей Атеев"

Ты никак обиделся? – неожиданно спросил шофер.

С чего вы решили?

Да замолчал, надулся… Чудак, это ж я в шутку. Подначивал тебя… Скучно ехать… Думал, начнешь возражать, шуметь, доказывать… Ладно, не бери в голову. Мы, кстати, приехали. Вон развилка. Мне прямо, а тебе налево. Тут недалече, километров шесть.

Сережа полез в карман и протянул шоферу пятерку.

Зачем, чудило?! Ты это брось. – Шофер сунул руку в лежащую под ногами дерматиновую сумку, извлек оттуда краюху хлеба и протянул Валету. Пес, клацнув зубами, в один присест проглотил угощение. – Ладно, бывай, – сказал шофер. – Ни пуха тебе…

Сережа вылез, махнул на прощание рукой, и машина уехала. Он остался стоять на обочине. Валет вихрем носился в траве, гоняясь за какой-то птичьей мелкотой.

Было жарко, и он решил снять брезентовую куртку, а заодно и теплую рубашку. Сразу стало свободнее и прохладнее. Распаренное тело обдувал легкий ветерок. Сережа подхватил тяжеленный рюкзак и двинулся в сторону неведомого Ширяева. Не похоже, что по дороге, которой он шел, часто ездят. Была она узкой, песчаной и по краям заросшей лесными цветами. По обеим сторонам высились могучие сосны с медно-красными, покрытыми капельками янтарной смолы стволами. Одуряюще пахло нагретой хвоей. Сережа тихонько брел вперед, не обращая на боль от режущих тело лямок рюкзака. Он ощущал себя в раю. Валет то и дело убегал куда-то в лес, но скоро возвращался и вопросительно взглядывал своими ореховыми глазами на нового хозяина. В них читался лишь один вопрос: когда же, когда же начнется то сладостное занятие, ради которого они и пришли сюда?

Вдали послышался не очень понятный, дребезжащий звук, в котором Сережа признал колокольчик. Скоро их догнала телега, запряженная тощим гнедым конем, или, вернее, одром, поскольку ребра у несчастной животины настолько выпирали, что, казалось, готовы были прорвать ее шкуру. На телеге сидел старец Мафусаиловых лет, седой как лунь, да и весь целиком какой-то серый. На телеге, кроме старца, имелась громадная и по виду весьма древняя бочка, по емкости больше похожая на цистерну, до краев наполненная водой. Очевидно, сельский водовоз, решил Сережа. Народный, так сказать, поилец.

– Здорово, служивый, – первым приветствовал он Сережу. – Далеко путь держишь?

Сережа сообщил пункт назначения.

– А к кому в Ширяеве?

Наш герой и тут не стал скрывать объект визита.

– Ага, ага… К Маруське, значить… Ну садись, подвезу.

Сережа с сомнением посмотрел на дряхлую лошадь, не уверенный, выдержит ли сей Росинант, помимо своей клади и старца, еще и его, но отказываться не стал. Он сначала положил на телегу свой рюкзак, потом бочком сел рядом с емкостью на пахучее сено. Некоторое время ехали молча. Тут Сережу поразила одна странность. Хотя бочка была, что называется, заполнена «под завязку», а дорога достаточно неровной, ни единой капли воды не пролилось из нее.

– Ружьишко у тебя знатное, – тоном знатока заметил старец. – Издалека сам?

Сережа сообщил, что учительствует в городе, а вообще-то родом из Москвы.

– Эге, – сказал возница вроде как с уважением. – Значит, охотой балуешься? – после паузы спросил старец.

«И этот туда же, – с досадой подумал Сережа. – Сейчас мораль читать начнет или пройдется насчет бездельников…» И тогда он сообщил, что вообще-то желает просто познакомиться с местностью, а ружье взял просто так, на всякий случай.

– Для обороны, – прокомментировал серый старичок. – Оно понятно. От лихих людей обороняться. Н-да…

Что он хотел сказать этим «н-да», Сережа так и не понял.

Годков-то тебе сколь? – после некоторого молчания спросил старец.

Сережа сообщил свои паспортные данные.

Молод, – заключил серый. – И куда же ты после Маруськи направишься?

Дальше в лес пойду…

Не боишься? Тут кругом зыбуны… Да и вообще…

Меня уже предупреждали. Постараюсь идти осторожно.

Ну-ну. Ты, кажись, некрещеный? – задал лю-бознательный старец совсем уж неожиданный вопрос. – Креста не носишь…

Некрещеный, – подтвердил Сережа. – Родители не хотели, особенно отец. Он коммунистом был…

А батька твой, наверное, на войне погиб?

Откуда вы знаете? – удивился Сережа.

Если б знал, не спрашивал. А вообще догадаться нетрудно. Сколь много народу пало.

Лес неожиданно расступился, и впереди показались дощатые крыши деревеньки.

Вон твое Ширяево, – указал рукой возница. – Слезай и шагай туда, а мне в иную сторону нужно.

Сережа, наученный опытом, денег предлагать не стал, однако сказал «спасибо». Старец почему-то поморщился.

Ты по болотам осторожно ходи, – напоследок произнес он. – Да попусту зверье не губи. Ладно, прощевай. Возможно, еще увидимся.

Сережа слез с телеги, подхватил рюкзак и пошел в деревню.

Селение, в которое он попал, выглядело как десятки тысяч подобных ему: покосившиеся плетни, стародавние избы с маленькими подслеповатыми оконцами, крытые дранкой, а у тех, кто побогаче, толем. Торчали в небо колодезные журавли, плескались в луже утки, а на краю этой же лужи блаженно развалилась в грязи здоровенная свинья. Деревня прямо-таки утопала в буйно разросшихся травах. Лопухи достигали тропических размеров, полынь и лебеда стояли стеной, а заросли крапивы казались непроходимыми джунглями.

На единственной улице было пустынно, только вдали у колодца копошилась женская фигура. Вот она подняла ведра на коромысло и зашагала в сторону Сережи. Это была поселянка средних лет с загорелым лицом и выгоревшими добела волосами и бровями.

Не знаете ли, где мне можно увидеть Марию Воронкову? – поздоровавшись, поинтересовался юный путешественник.

А зачем она вам? – в свою очередь спросила поселянка.

Привет ей передать хотел от Григория Степановича Урыванцева.

Так это ж я и есть! – обрадовалась женщина. – Пошли ко мне в дом.

Она с видимой радостью приняла гостинцы от родича: полкило простеньких конфет-подушечек, столько же пиленого сахара и несколько катушек ниток. Особенно обрадовалась ниткам.

Не забывает братец, – с каким-то простодушным изумлением то и дело повторяла тетя Маруся. – Большой человек, а помнит. Дай ему бог здоровья!

Пока женщина перекладывала сверточки, Сережа осмотрелся. Обычная деревенская изба, очень чисто, пол застелен домоткаными половиками, на окнах горшки с геранью, в красном углу – иконы, на стенах застекленные рамки с пожелтевшими фотографиями многочисленной родни.

Одна живу, – пояснила тетя Маруся, перехватив изучающие взгляды Сережи. – Сам на фронте погиб, ребята выросли и разъехались. Старший, Колька, в Рязани на заводе работает, Василий – младшенький – в армии. Так, видать, век бобылкой и доскриплю.