Читать книгу "Изобретение велосипеда - Юрий Козлов"

К окошкам было не пробиться. Гектор выяснил только, что в Симферополь можно улететь первого августа. «Первого августа я должен писать сочинение в университете, — подумал Гектор, — неужели придётся ехать в аэропорт?» Толика Ифигенина он увидел случайно. Толик, весело насвистывая, сбегал вниз по лестнице со второго этажа — оттуда, где находилось кассовое начальство.

— Куда лететь собрался? — спросил Толик.

— В Крым!

— А когда?

— Завтра!

— Тебе же надо экзамены сдавать.

— А я на недельку…

— Гляди-ка ты! Молодой, да ранний!

— Мне действительно надо…

— Билет уже купил?

Гектор тоскливо вздохнул.

— Я, наверное, поеду сразу в аэропорт…

— Желаю удачи, — усмехнулся Толик.

— Твоя статья произвела в классе странное впечатление, — сказал Гектор. — Зачем ты её написал?

Толик посмотрел на часы.

— Может, увидимся в Крыму, — сказал он. — Я уже сегодня буду в Ялте…

— Мне не хочется говорить тебе гадости, — Гектор смотрел Толику в глаза, — но…

— Раз не хочется, не говори, — сказал Толик. — И потом, у меня много дел… — Он опять посмотрел на часы.

— У нас был неплохой класс…

— Вот именно — был! — усмехнулся Толик. — Сейчас-то чего об этом говорить?

…Самолёт коснулся серой посадочной полосы и побежал по ней, дрожа, словно приземлился первый раз в жизни. Стюардесса попросила всех оставаться на своих местах.

«А ведь я так и не сказал ему, что он подлец, — подумал Гектор. — Что мы хотели подловить его в подворотне и набить морду… Ведь только из-за этой его поганой статьи Косте записали в характеристику, что он «не всегда ведёт себя корректно», а Инне, что она «временами недисциплинированна, легко поддаётся влияниям…». А я ему, гаду, ничего не сказал… Почему? Ах, Алина, Алина…»

Глядя в самолётное окно, Гектор удивился, до чего же странно ведут себя деревья в симферопольском аэропорту. Они словно наклонили зелёные головы и к чему-то прислушивались. Аэропорт казался вымершим. И только, ступив на трап, Гектор понял, в чём дело. По аэропорту гулял ветер. Гектор ни разу в жизни не сталкивался с таким ветром — злым, горячим, сильным. Ветер ударил в лицо бензином, разогретыми самолётными моторами, остывающими шасси, горелой травой. Волосы у девушки, идущей впереди, сначала испуганно забились на ветру, потом перелетели дружно на одну сторону и встали параллельно плечам. Однако в стороне у пивного ларька, хорошо защищённого мохнатыми кустами, ветра не чувствовалось. Гектор поставил чемодан на землю и вздохнул. Рядом с ларьком на фанерном щите была изображена карта местных авиалиний Крыма. Гектор отыскал Керчь и отметил, что это совсем не близко. Из Симферополя в Керчь летали самолёты Ан-2. Ближайший самолёт отправлялся туда завтра вечером. Ветер и не думал прекращаться. Птицами взмывали в воздух газеты. Рядом Гектор обнаружил другой щит — на этот раз с картой морского сообщения Крыма. В Керчь можно было уплыть на корабле, но для этого, как минимум, нужно было попасть на пристань. Гектор пошёл в троллейбусную кассу и узнал, что через пятнадцать минут уходит троллейбус в Ялту.

…Пока было светло, Гектор смотрел в окно на незнакомые деревья, похожие на огромные еловые шишки, на солнце, которое, как красный воздушный шар, летало над пологими горами. Потом стало темно, троллейбус помчался по горной дороге, запахло морем. «Фрунзенская, Алушта, Массандра, Гурзуф, Ботанический сад…» — Гектор слышал эти названия сквозь сон, а когда открывал глаза, видел белые каменные стены вокруг дороги, редкие фонари, фары встречных машин, чёрную зелень вокруг. Снились Гектору ветер и Алина Дивина, целующая его в губы.

Татьяна Михайловна Садофьева сидела одна в большой комнате с окнами на вечерний притихший Невский. Перед ней на столе стояла бутылка шампанского, торт и коробка шоколадных конфет. На кухне тоненько свистел чайник. Татьяна Михайловна Садофьева справляла своё сорокалетие. Часы в прихожей пробили восемь. В восемь часов в Хотилово закрывается почта. Значит, муж не сможет позвонить. Оставалась, правда, надежда на телеграмму, но Татьяна Михайловна не помнила случая, чтобы муж прислал ей к дню рождения поздравительную телеграмму. Почему же он должен делать исключение сегодня?

Тяжело в собственный день рождения сидеть в одиночестве в пустой квартире и слушать, как наверху сосед Юрка Тельманов играет вальс «Прощание славянки». Татьяна Михайловна вспомнила, что последний раз Юрка играл этот вальс, когда его забирали в армию. Что они там вытворяли наверху! Потом Татьяна Михайловна вернулась мыслями в Пушкинский Дом. Сослуживцы подарили ей красивую авторучку с золотым пером, букет роз и пожелали весёлого дня рождения. Конечно, можно было пригласить сослуживцев домой, но, признаться, обстановка в Пушкинском Доме мало напоминала рабочую. Не видела Татьяна Михайловна разницы, где общаться с сослуживцами — на работе или дома. Недавно Татьяна Михайловна защитила кандидатскую диссертацию о Тютчеве. «Надо же, — сказал ей после банкета муж. — А я-то думал, что о Тютчеве всё давно известно… Докторскую тоже будешь защищать о Тютчеве?» «Докторскую я буду защищать о тебе! — усмехнулась Татьяна Михайловна. — Подумаешь, Тютчев…» «А что твой начальник? — спросил Александр Петрович. — Почему не пришёл на банкет?» «Он уже месяц лежит в больнице, — ответила Татьяна Михайловна. — У него инсульт…»

Теперь Татьяна Михайловна получала на пятнадцать рублей больше и перешла в маленький отдельный кабинетик — сумрачный, с серыми потрескавшимися стенами, смотрящий мутным единственным окном в чахлый сквер, где зевали и шевелили спицами старухи. Почётное место в этом кабинетике занимала кофеварка. Она стояла в стеклянном шкафу, окружённая книжками старых и современных поэтов.

В квартире было непривычно тихо. Сорок лет… Восемнадцать из них Татьяна Михайловна носит фамилию Садофьева, у неё спокойный муж и взрослый сын, живут в достатке, мебель крепкая, книги хорошие. Татьяна Михайловна налила в фужер шампанского и пошла в прихожую. Там дремало и видело сны большое зеркало. Бегали по зеркалу тени. Словно колоду карт, тасовало зеркало изображения всех, кто когда-то в него смотрелся. Татьяна Михайловна включила свет и увидела в зеркале грустную женщину — пока ещё стройную, с правильными чертами лица и удачной причёской. Пока ещё не старую… «Почему он молчит? — недоумевала Татьяна Михайловна, глядя на телефон. — Неужели никто мне не позвонит? Ну хоть один звонок, один-единственный…» Рядом с зеркалом висел календарь. Десятое июля было отмечено галочкой. В этот день в квартиру ввалятся жэковские мужики с известковыми вёдрами, с кистями — и начнётся ремонт… Последнее время Татьяна Михайловна начала замечать, что муж и сын всё больше солидаризируются по вопросам устройства семейного быта. В штыки встречают они все предлагаемые ею новшества (ремонт, смена обоев, лакировка полов, приобретение финского холодильника). «Ну неужели вы думаете, что это мне одной надо?» — спрашивала Татьяна Михайловна. «А чем плох этот паркет? — спрашивал муж и топал ногой по полу. — Объясни мне, чем он плох?» «Мне надоело говорить с тобой на эту тему, — сказала Татьяна Михайловна мужу. — Летом начинаем ремонт! Всё! Хватит!» Муж молча пожал плечами.