Читать книгу "Голос - Арнальд Индридасон"

— Все в порядке? — спросила Стефания, которая тихо сидела на стуле.

— Да вроде бы, — отозвался Эрленд. — Ерунда. Мне показалось, будто в коридоре кто-то прячется. Давайте-ка уйдем отсюда. Может быть, выпьем по чашечке кофе?

Стефания обвела взглядом комнату и встала. Они молча прошли по коридору и поднялись по лестнице, потом вышли в вестибюль и направились к ресторану. Эрленд заказал два кофе. Они сели в стороне, чтобы туристы не мешали им.

— Папа на меня рассердится, — сказала Стефания. — Он всегда запрещал мне рассказывать о том, что происходит в семье. Терпеть не может вторжений в его частную жизнь.

— Как у него со здоровьем?

— Он в хорошей форме для своего возраста. Но я не знаю…

Стефания не договорила.

— Для следствия не существует никакой частной жизни, — заметил Эрленд. — Особенно если речь идет об убийстве.

— Теперь я это осознаю. Мы надеялись стряхнуть с себя эту историю, как будто она нас не касается, но мне кажется, что никто не может оставаться в стороне при таких ужасающих обстоятельствах. Об этом просто нельзя молчать.

— Если я правильно вас понимаю, — начал Эрленд, — вы с отцом прервали всякие контакты с Гудлаугом, но он проникал по ночам в ваш дом, причем так, что вы не замечали его присутствия. Что с ним творилось? Что он делал? Зачем приходил?

— Он так и не дал мне вразумительного ответа. Просто беззвучно сидел в гостиной час или два. Иначе я засекла бы его гораздо раньше. В течение многих лет он проделывал это по нескольку раз в год. Гудлауг приходил не каждую ночь. Однажды, года два назад, меня почему-то мучила бессонница, и в четвертом часу утра в полусне мне почудился какой-то шорох в гостиной. Естественно, я испугалась. Спальня отца внизу, ночью дверь всегда открыта. Я подумала, может быть, он пытается позвать меня. А когда снова услышала скрип, мне пришло в голову, что в дом забрался вор. Я прокралась к лестнице и увидела, что дверь в комнату отца по-прежнему открыта так, как я ее оставила. Но, спустившись в прихожую, я заметила, что кто-то метнулся вниз по ступенькам в подвал. Я окликнула его. К моему ужасу, он остановился, обернулся и стал подниматься.

Стефания замолчала, глядя прямо перед собой, будто мысленно перенеслась в ту ночь.

— Мне показалось, что он собирается наброситься на меня, — сказала она наконец. — Я стояла в дверях кухни и включила свет. И тут я узнала его. Много лет мы не встречались с ним лицом к лицу, с тех пор как он был юношей. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это мой брат.

— Как вы отреагировали? — спросил Эрленд.

— Я была совершенно выбита из колеи. Мысль о том, что в доме грабитель, так меня напугала, что я повела себя неправильно. Надо было сразу позвонить в полицию. Дрожа от страха, я вскрикнула, когда включила свет и разглядела его. Должно быть, перепуганная и близкая к истерике, я выглядела комично, потому что Гудлауг рассмеялся.

* * *

— Не буди папу, — попросил он шепотом, приложив палец к губам.

Она не верила своим глазам.

— Это ты? — выдохнула Стефания.

Гудлауг был совсем не похож на того юношу, чей образ сохранила ее память. Брат заметно постарел. Синяки под глазами, тонкие губы стали бесцветными. Волосы стояли дыбом. Гудлауг смотрел на нее глазами, полными бесконечной грусти. Непроизвольно ей вспомнилось, что он и в самом деле уже не мальчик. Но он казался еще старше, чем был.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала она.

— Ничего, — ответил Гудлауг. — Я ничего не делаю, просто иногда мне хочется прийти домой.

* * *

— Только так он и объяснил, почему приходит и сидит по ночам в гостиной, не подавая признаков жизни, — сказала Стефания. — Мол, иногда его просто тянет домой. Не знаю, что он хотел этим сказать. Связано ли это с детскими воспоминаниями, когда мама еще была жива, или же брат тосковал о нашей жизни до того, как он столкнул папу с лестницы. Я не знаю. Возможно, дом сам по себе имел для него значение, поскольку другого у него не было — только жалкая каморка в подвале отеля.

* * *

— Тебе лучше уйти, — сказала Стефания. — Папа может проснуться.

— Да, понимаю, — ответил Гудлауг. — Как он? С ним все в порядке?

— Он прекрасно держится, но ему необходим постоянный присмотр. Нужно кормить его, умывать, одевать, вывозить на прогулку и сажать перед телевизором. Папа обожает мультфильмы.

— Ты себе не представляешь, как я переживал из-за случившегося, — сказал Гудлауг. — Все эти годы. Я не хотел, чтобы так вышло. Все это было большой ошибкой.

— Да, безусловно, — ответила она.

— Я никогда не хотел славы. Это была его мечта. От меня требовалось только одно — воплотить ее в жизнь.

Они помолчали.

— Папа хоть иногда про меня спрашивает?

— Нет, — ответила Стефания. — Никогда. Я пыталась заводить разговор о тебе, но он не желает ничего слышать.

— Отец все еще ненавидит меня.

— Думаю, он никогда не изменит своего отношения.

— Из-за того, что я такой, какой есть. И таким он не может меня терпеть.

— Между вами…

— Я готов был что угодно сделать для него, ты же знаешь.

— Да.

— Всегда.

— Да.

— Все вложенные в меня усилия, бесконечные занятия, музыка, записи… Все это были его мечты, не мои. Когда он был доволен, все было в порядке.

— Я знаю.

— Почему он не может простить меня? Почему не хочет помириться со мной? Я скучаю по нему. Можешь передать ему это? Я тоскую по тому времени, когда мы были все вместе. Когда я пел для него. Вы моя семья!

— Я попробую поговорить с ним.

— Ты поговоришь с ним? Скажешь, что я скучаю по нему?

— Скажу.

— Он не выносит меня таким, какой я есть.

Стефания молчала.

— Может быть, это был протест против него. Я не знаю. Я пытался бороться с собой, но я не могу стать другим человеком.

— Тебе пора, — сказала Стефания.

— Да.

Но он медлил.

— Как ты?

— А что я?

— Ты тоже ненавидишь меня?

— Тебе пора. Папа может проснуться.

— Ведь это я во всем виноват. В том, что ты тут застряла, вынужденная постоянно присматривать за ним… Ты, наверное…

— Уходи, — велела Стефания.

— Прости меня.

* * *

— А что было потом, после несчастного случая, когда он ушел из дома? — поинтересовался Эрленд. — Вы просто вычеркнули Гудлауга из памяти, будто его никогда не существовало?