Читать книгу "Как все было - Джулиан Барнс"

Он, должно быть, рассказывал про собаку мсье Лажиске? Есть две веши в нашей деревне, о которых он рассказывает каждому. Это замок, от повторения к повторению становящийся все более внушительной крепостью крестоносцев или катарской твердыней; и собака. Такой приветливый рыжий пес по кличке Пулидор, который от старости совершенно оглох. Мы с Оливером оба его ужасно жалеем, но по разным причинам. Оливеру грустно, что бедняжка Пулидор на прогулке через поля не слышит больше свист своего доброго хозяина и вообще от всего отрезан в мире безмолвия. А мне грустно оттого, что рано или поздно он, я знаю, погибнет под колесами. Он выскакивает из дома мсье Лажиске пулей, весь охваченный восторженным предвкушением, что вот сейчас, на воле, слух к нему вернется. А водители автомобилей не задумываются о том, что собака может быть глухой. Я представляю себе, как юноша за рулем на большой скорости проезжает по деревне, видит бегающую по улице собаку и нетерпеливо сигналит ей, сигналит, но она, глупая, не обращает внимания, он резко сворачивает, но увы – поздно. Я себе все это ясно представляю. Я говорила мсье Лажиске, что собаку надо привязать или держать на длинном поводке. Он объяснил, что пробовал один раз, но Пулидор захандрил, ничего не ел, и он его отвязал. Он хочет, чтобы его пес был счастлив. Я возразила, что быть счастливым хорошо, но надо быть и практичным. А иначе собака рано или поздно обязательно попадет под колеса. Это ясно.

Понимаете?

СТЮАРТ: Я придумывал разные планы. Сначала хотел подкупить какую-нибудь ученицу в этой жалкой школе, куда Оливер устроился. И пусть она пожалуется, что Оливер к ней пристает. Вообще это даже могло быть правдой – ну, не к этой девице, так к другой. И его бы за это выгнали. Могли бы на этот раз и в полицию обратиться. Джил по крайней мере поняла бы, ради какого человека меня оставила. И это сознание ее бы все время мучило, она уже никогда бы не чувствовала себя в безопасности. Хороший был план.

Потом, в Штатах, я придумал другой. Притвориться, будто я покончил с собой. Понимаете, мне хотелось причинить им сильную боль. Правда, я не решил как. Была мысль написать под чужой подписью в журнал старых выпускников нашей школы, чтобы там поместили некролог, и позаботиться, чтобы непременно послали номер Оливеру. Или можно, чтобы какой-нибудь общий знакомый, приехавший из Штатов, сообщил им эту новость как бы между прочим. «Грустно, что Стюарт застрелился, а? Да, не пережил разрыва. А вы что, разве не знали?» Кто бы это мог? Да все равно кто. Я бы заплатил.

С этой мыслью я не расставался, пожалуй, чересчур долго. Она наводила мрак. И уже становилась соблазнительной. Подмывала так и сделать, понимаете. То есть осуществить на самом деле, им в наказание… Ну и тогда я ее отбросил.

Но еще ничего не кончено. То есть мой брак-то кончен, это я понимаю. Но ничего не прошло. И не пройдет, пока я не почувствую, что прошло. Пока не перестанет болеть. Но до того еще ох как далеко. Я никак не могу избавиться от чувства, что по отношению ко мне это несправедливо. Но ведь должно же пройти, верно?

С мадам Уайетт мы переписываемся. И представляете? У нее роман. Ай да мадам Уайетт. Молодец.

ОЛИВЕР: Наверно, сейчас неподходящий момент для такого признания, но я вообще не специалист выбирать для своих выступлений подходящие моменты. Иногда я скучаю по Стюарту. Да, да, можете мне не говорить, сам знаю, что я ему сделал. Я постоянно жую и пережевываю свою вину, как старый переселенец-бур жевал, не глотая, полоску вяленого мяса. И что особенно грустно, иногда мне думается, что Стюарт понимал меня лучше всех. Надеюсь, что ему хорошо живется. Что он завел себе симпатичную, уютную даму сердца. Я представляю себе, как они вдвоем у. себя на лужайке перед домом жарят мясо на мескитовом костре, а над лужайкой кружатся птицы-кардиналы, и оглушительно стрекочут цикады, точно струнная группа Чикагского симфонического оркестра. Я желаю ему всего, этому Стюарту: сил, семейного очага, счастья, ну и болячки в бок, как положено. Пожелал бы ему горячей ванны, да он стал бы держать в ней тропических рыбок, разве я не знаю? Бог ты мой, при одной мысли о нем хочется ухмыльнуться.

Есть у него девушка, вы не знаете? Я думаю, он завел какую-то темную тайну, что-нибудь эдакое, сексуальное. Может быть, порно? фотографии при моментальной вспышке? эротические телефонные разговоры? неприличные факсы? Нет, надеюсь, он уже пришел в себя. И больше не боится жизни. Я желаю ему… обратимости.

СТЮАРТ: Я хотел бы уточнить и зафиксировать одну деталь. Вы, наверно, не помните, но у нас с Оливером была одна шутка, вернее, не у нас с Оливером, а у него на мой счет. Будто бы я считаю, что «мантра» – это марка автомобиля. Я тогда не спорил, но вообще-то я хотел его поправить: не «мантра», Оливер, а «манта». Точнее – «манта рэй», классная машина, мощная, выпускает «Дженерал Моторс» на основе «корветта». Я даже подумывал купить такую, когда приехал сюда. Но все же она не в моем стиле. И это была бы слишком большая уступка прошлому, вы согласны?

Уж этот Оливер, обязательно напугает.

МАДАМ УАЙЕТТ: Стюарт мне пишет. И я сообщаю ему всякие новости, если они есть. Он все никак не может подвести черту. Уверяет, что строит себе новую жизнь, но я чувствую, что он не в силах подвести черту.

О том же, что действительно помогло бы ему подвести черту, я не могу себя заставить ему сообщить. О малютке. Ему неизвестно, что у них родился ребенок. Ужасно, когда знаешь то, что другому может причинить боль. И оттого, что тогда сразу не написала, теперь день ото дня становится все труднее поставить его в известность.

Понимаете, они как-то пришли ко мне в гости, и когда моей дочери не было в комнате, а Стюарт сидел готовый держать у меня экзамен, ботинки блестят, волосы зачесаны со лба, и он мне тогда сказал: «Знаете, у нас будут дети». И сразу спохватился, застеснялся: «То есть я не имею в виду – сейчас… не в том смысле, что она… – Тут с кухни донесся звон чашек, Стюарт совсем растерялся и стал уточнять: – Джил еще не знает, мы об этом не говорили, но я уверен, ну, то есть…» Ему не хватило слов. Я сказала: «Прекрасно, это будет наш с вами секрет». И он сразу успокоился, и по лицу было видно, с каким нетерпением он ждет, когда вернется Джилиан.

Я вспомнила этот разговор, когда Оливер мне сообщил, что Джилиан беременна.

Софи-Анна-Луиза. Немного претенциозно, вы не находите? Может быть, по-английски лучше: Софи-Энн-Луиза. Нет, все равно как-то похоже на внучку королевы Виктории.

ДЖИЛИАН: Не думайте, пожалуйста, Оливер– хороший преподаватель. В конце прошлой четверти был праздничный завтрак, и директор мне рассказал, как прекрасно Оливер умеет ладить с учениками и как они все его ценят. Оливер потом презрительно фыркнул, когда я это пересказала, он говорит, что его предмет, «английский разговорный и английская культура», – работа не бей лежачего, можешь ляпнуть что придет в голову, и ученики принимают это за бесценный образец британского юмора. Но такой уж он человек, Оливер, всегда будет умалять свои достоинства. Хорохорится, храбрится, но на самом деле очень неуверен в себе.

Слать цветы своей бывшей жене через два года после разрыва. Что это должно значить?