Читать книгу "Бандиты. Красные и Белые - Алексей Лукьянов"

— Но мы же можем победить!

— Можем, да страшно мне. Давит меня этот Лев, хочет, чтобы я все время его носил. А если все время носить, война не кончится. Кто из вас хочет всю жизнь воевать? Нате, заберите!

Петька взять талисман не решился и даже отодвинулся от Чепая. Остальные тоже.

— Вот так-то, любись оно конем. И я не хочу. Потому у нас с вами один выход — победить и бежать отсюда, куда глаза глядят.

— У нас патроны кончились, Чепай.

— Надо идти в штыковую.

Пока бойцы и командир препирались, Лёнька нащупал в кармане талисман Перетрусова. Он хорошо помнил, как требовал Петух послушания, как хотел полностью подчинить себе внутренний Лёнькин голос. Каково же Чепаю? Каково это — отвечать за всех, особенно, когда отвечать не хочется?

Беги к реке, садись в любую лодку и греби отсюда, пока весла не сотрутся, вспомнил Лёнька приказ Петуха. Спасение — в реке. В степи их точно перебьют. На юг идти нельзя, там белые, на север тоже — там красные. А за Уралом можно затеряться.

— Может, нам лучше к реке? — спросил Лёнька.

Все посмотрели на него.

Петька сказал:

— А бедовый-то наш дело говорит. За рекой оторваться можем.

Чепай испытующе посмотрел на Лёньку:

— Молодец, шпион. Коли живы останемся — придумаю, чем тебе отплатить.

Урал

Откуда в красных столько силы и дерзости, Белоножкин понимал. Не понимал он другого — как долго его отряд сможет выдерживать этот натиск.

Северная группа никак не могла пробиться через заградительный огонь чепаевцев. С небольшим отрядом подхорунжий обогнул станицу с запада, добрался до южан и ужаснулся: убитыми и ранеными южная группировка потеряла уже бóльшую свою часть — триста человек. Если учесть, что на севере потери перевалили за сотню, то чепаевцы почти уравняли шансы.

В голове Белоножкина крутился давешний разговор с покойным Бородиным — нельзя оставаться в Лбищенске после штурма. Как в воду смотрел, мерзавец дохлый. Шесть сотен бойцов не удержат плацдарм, если красные захотят его отбить. Не удержат они его и сейчас, если у красных осталось хоть немного патронов.

Подхорунжий надеялся только на хитрость и чудо.

В восемь утра казаки по приказу Белоножкина прекратили огонь. Сам подхорунжий вступил в переговоры с Чепаевым, ожидая, пока его люди на северном рубеже установят «льюисы» на высоких точках, по примеру того «максима», что так эффективно работал с голубятни ночью. Все-таки Чепаев, несмотря на свою подлость и отчаянное невежество, оказался достойным противником. У него было чему поучиться.

Кроме того, наиболее удачливые из ночных диверсантов должны были прорвать тыл красных и попробовать развернуть гаубицу на Чепаева — боеприпасы на складах, захваченных в северной части станицы, имелись в предостаточном количестве.

Пулеметы собирались поднять и на южной стороне, на старую пожарную каланчу. Для этого пришлось отправить команду еще дальше на юг, чтобы их не заметили со стороны красных. На юге команда спустится к Уралу, пройдет под прикрытием высокого берега, поднимется на каланчу, и вот тогда можно будет заново разыграть партию.

— Чепаев, на что ты надеешься? — тянул время Белоножкин. — Думаешь, к тебе из Сломихинской помощь придет? Забудь, Чепаев, не придет! Сегодня утром у вас в штабе прямая линия сработала, и какой-то Попов сказал, что часть взята под контроль чрезвычайной комиссией, еще вчера. Ты меня слышишь? Чепаев? Отдай Льва, я тебе слово офицера даю, что отпущу.

Со стороны красных послышался обидный смех.

— Чего ты ржешь?

— Подхорунжий слово офицера дает?! Ха-ха-ха! Курица не птица, прапорщик — не офицер. Утрись своим словом, сопляк.

— Я сам вырву тебе кишки, Чепаев. Жди меня!

Снова обидный смех.

Черт, да сколько можно возиться с этими пулеметами? Все нужно самому делать! На часах уже девять, хотя по плану Лбищенск вместе с Чепаевым должны были лежать у ног победителей с четырех часов.

Как бы в ответ на проклятия командира, с каланчи сделал несколько пристрелочных выстрелов «льюис». Ответом ему был ураганный огонь по позициям красных с северного рубежа. Бухнула пушка, и снаряд упал слева от залегшего отряда Чепаева. Послышались крики, стоны и проклятия.

— Ага, сукины дети! — захохотал Белоножкин. — Получили? Получили? Бей их, ребята, никуда они от нас…

В следующий момент голос подхорунжего сорвался.

Отряд Чепаева встал во весь рост. Строевым шагом по пересеченной, изрытой взрывами местности войско мужиков, которые до революции в руках ничего, кроме вил да грабель, не держали, шло так, как по плацу не каждое элитное подразделение пройдет. Они шагали строго на восток, к каланче, с которой палил «льюис».

Чепаевцы не кричали «ура», не пригибались, не уворачивались от свинцового града, которым поливали их сразу с трех сторон превосходящие по численности казаки. Бойцы Чепаева держали винтовки наперевес, штыками вперед, будто собирались раскатать каланчу по бревнышку и спустить в реку.

Который из них Чепаев? Который из них?! Убить Чепаева — и эта кодла, пьянь кабацкая разбежится, поджав хвост! Но все они были на одно лицо — небритые, чумазые, ободранные, многие — в одном исподнем, окровавленные, нецелые… и у всех на лицах была улыбка и презрение к смерти.

Сто метров прошли! Двести! Триста! Ни один не упал, несмотря на плотный огонь! Неужели все мажут?

Когда до каланчи осталось метров двадцать, самые нецелые бросились к ее основанию, и подхорунжий сразу понял, что сейчас произойдет.

Каланча окуталась дымом, потом до обомлевших казаков донесся гром нескольких взрывов. Когда дым рассеялся, каланчи не было.

— Они уходят к реке! — заорал, срывая голос, подхорунжий. — По коням! Догнать! Добить! Всех до одного!

Он первым вскочил в седло и пустил коня в галоп.

Свою ошибку Белоножкин понял, едва достиг берега. Обрыв был крутой, на лошадях по нему не спуститься. Чепаевцы меж тем преодолели большую часть пути. Арьергард красных, заметив фигуру на вершине обрыва, открыл огонь.

Когда подоспели остальные конники, чепаевцы уже отчаливали. Удивительно, что казаки умудрились не забыть станковый пулемет.

— Занять позицию, — скомандовал Белоножкин. — Пошевеливайтесь!

Лента долго не заправлялась в пулемет, и подхорунжий с досады застрелил заряжающего. Следующий вставил ленту с первого раза.

— Если переклинит патрон… — предупредил подхорунжий.

Патрон не переклинило, «максим» дал очередь и сразу потопил ялик с двумя красноармейцами. Тела унесло течением.

Река была быстрой. Половину лодок сразу утянуло на стремнину и повлекло вниз. Пока красные вставляли весла в уключины, их вновь накрыло прицельным огнем. Но они не паниковали и плыли на другой берег.