Читать книгу "Возвращение великого воеводы - Алексей Фомин"

– Надо проверить, не пошла ли вода в трюм, – пояснил он Сашке, поднимающемуся на ноги.

На дромоне, видимо, уже поняли, что их атака не принесла результата, и в пылу борьбы приняли решение не тянуть время, пускаясь на всякого рода хитрости, а закончить все здесь и сейчас. На купца полетели абордажные крюки и железные крючья-клювы деревянных лестниц. «Вот и твоя очередь настала», – услышал Сашка свой внутренний голос, сбегая с мостика на палубу. Он остановился у первой же лестницы, впившейся своим клювом в фальшборт их корабля, и потянул из ножен меч. Над фальшбортом показался шлем с пышным красным плюмажем, и Сашка махнул мечом. Одним врагом стало меньше, но рядышком, на расстоянии двух метров, на фальшборт легли еще две лестницы. Сашка глянул себе за спину. Матросы так и жмутся испуганной кучкой у мачты, Адаша же нет у левого борта. «Неужто сорвался и упал вниз?» – испугался за друга великий воевода.

– Адаш! – закричал он во всю силу своих легких.

– Я тут, государь. – Адаш оказался рядом, как всегда вовремя, чтобы обезглавить перелезающего через борт врага.

– Надо бы отозвать часть наших людей с того дромона!

– Не успеем. Надо сбросить им туда лестницы либо веревочные концы. Но матросы, кажется, ничего не соображают. Только жмутся друг к дружке, как овцы.

Во время этого короткого диалога Сашка и Адаш исправно отражали атаки врагов, лезущих вверх по трем лестницам.

– Я здесь сам справлюсь, иди на нос, – велел Адашу великий воевода. – Наверняка сейчас и там полезут.

Пока Адаш добежал до носа, там уже не только прицепили две лестницы, но двое ромеев даже успели перемахнуть через борт. Адаш пронзил одного мечом и, прикрывшись его телом, выбросил второго за борт, сбив телом противника, как тараном, еще двоих, лезущих наверх. Ситуация на носу, как и на корме вроде бы стабилизировалась, но тут между Сашкой и Адашем на борт были заброшены еще восемь лестниц. С таким количеством лезущих наверх врагов им было не справиться. Но матросы, наконец разбуженные громким карканьем своего капитана, бросились к борту, размахивая дубинами. Теперь был прикрыт и центр. Однако враг полез здесь на борт купца так активно, что матросы не смогли сдержать их у борта. Бой уже шел на палубе. Жидкая цепь матросов выгибалась внутрь, но пока еще держалась. Сашка и Адаш бросались время от времени помогать им, но тогда на палубу начинали лезть и с носа, и с кормы.

– Капитан! – Великий воевода наконец-то сообразил, как необходимо им поступить. – Надо сбросить концы на тот дромон и вызвать наших людей!

Трудно было предположить, что в этом старом, согбенном человеке скрывается столько ловкости и молодой энергии. Обрезав какую-то веревку, тянувшуюся над мостиком, и ухватившись за этот конец, он с ловкостью обезьяны, скачущей с лианы на лиану, перенесся с мостика к левому борту, пролетев над головами врагов. Чем там занимался капитан, Сашке смотреть было недосуг – ему постоянно приходилось отражать атаки сразу четырех-пяти противников. Но уже через минуту великому воеводе стало полегче, справа и слева от него в бой вступили его казаки. А еще через пару минут несколько десятков казаков заменили собой матросов, и ромеи дрогнули. Плавное отступление к правому борту тут же превратилось в бегство, и противник даже не воспользовался собственными лестницами, просто спрыгивая с купца на дромон.

Еще не все оставшиеся в живых ромеи вернулись на свой корабль, а на дромоне уже обрубили абордажные концы и отпихнулись веслами от купца. Тот, кто не успел, падал во все расширяющийся просвет между кораблями, хватаясь за весла. Кого-то подняли наверх, кто-то, менее везучий, был отброшен веслами в сторону. Казаки в горячке боя чуть было не сунулись за прыгающими в воду ромеями, но Сашке с Адашем вовремя удалось остановить их.

Дромон, натужно набирая скорость (на втором ярусе работала лишь треть весел), уходил прочь от купеческого корабля, который он только что безуспешно пытался взять на абордаж.

– Государь! Пересядем на другой дромон и догоним их! – дружно загалдели казаки, но великий воевода, подняв руку, остановил их.

– Стой! Убитые у нас есть?

– Не-е… Только матросы.

– Раненые?

– Да так, царапины…

– Все, братцы! Наша война закончилась! Вон уже виден крымский берег. А с дромоном… Бог с ним. Нам он уже не страшен. Они свое получили и больше не полезут.

На дромоне действительно и не помышляли больше ни о каких каверзах. Те, кому удалось унести ноги живым, считали, что еще счастливо отделались. На дромоне, уходящем на юго-запад, уже ставили паруса и, похоже, мечтали лишь об одном – избежать судьбы своих менее удачливых товарищей.

Оставив Адаша и капитана одних разбираться с захваченным дромоном, Сашка спустился вниз.

– Ты ранен, милый? – кинулась к нему Ольга.

– Нет, это не моя кровь, – попытался успокоить он ее. – Все уже кончилось. Теперь мы пойдем вдоль крымского берега и завтра будем в Кафе.

Ольга глубоко вздохнула. Платком она стерла чужую кровь с его лица и им же принялась стирать бурые подсыхающие пятна с его доспехов. Наткнувшись на глубокую зазубренную зарубку, принялась медленно водить вдоль нее пальцем, глядя на нее словно завороженная. Медленно, по слогам, произнесла:

– Эта броня спасла тебе сегодня жизнь… Но… Они не оставят нас в покое. Нам необходимо что-то придумать, Тимоша.

XIII

Матери своей Веда не помнила, проведя все детство с бабкой. Это она ее так называла – бабушка, а на самом деле та была и не бабкой вовсе, а прабабкой или, может быть, и прапрабабкой. Веда никогда не играла с другими детьми, не бегала с ними пасти гусей, а, став постарше, не ходила в лес с крикливой, хохочущей, аукающей на все лады девчачьей стайкой по грибы и по ягоды. Все свое время проводила она с бабкой. И в лес они ходили вместе – собирать ведомые одной лишь бабке травы, и дома были все время вместе. Хозяйства у бабки никакого не было, но хлопот от этого ни у бабки, ни у маленькой Веды меньше не становилось. Собрать траву, разобрать, развесить ее сушиться. А потом ту траву надо было истолочь в порошок; какую-то – мешать с воском и делать свечи, другую же – настаивать или делать отвары. А еще собирать жаб, желуди и дубовую кору, ходить в лес за поганками и мухоморами… Да много всяких занятий находила бабка для маленькой Веды. А кроме всякого рода хлопот приходилось еще и учиться. Вернее, сами хлопоты тоже были учебой, когда Веде приходилось запоминать – что, для чего и с какой целью. Но помимо этого лет с пяти ей пришлось учиться читать толстенную бабкину книгу. Да еще и не по-русски, а на особом колдовском языке. И не просто читать, а изучать то, что написано в этой книге. А еще молитвы… Бабка была светлой колдуньей и все делала с именем Божьим на устах. Исусу молилась и старых родовых богов не забывала.

К своей семнадцатой весне Веда, можно сказать, овладела всеми бабкиными знаниями, как по знахарской, так и по колдовской части. Хотя разве отделишь одно от другого, когда переплелись они тесно, как в природе, так и в сущности человеческой? А вскорости бабка умерла. Отдала Богу душу тихо и спокойно, не мучаясь страшными предсмертными муками, как темные ведьмы. Лежа на смертном одре, взяла она Веду за руку и еле слышно молвила: «Прими дар мой, Ведушка. А я ухожу…» И – ушла.