Читать книгу "Кодовое слово: Аненербе - Анна Риттер"

инеем, и сейчас я могла представить свой внешний вид: если одним словом, то я была похожа на Снегурочку. Волосы от инея стали серо-белыми, моя седая прядка слилась с общим фоном. Одежда также начала подмораживаться и её местами припорошило.

Приседания, бег на месте, разминка суставов, всё давалось с трудом. Будто я долгое время лежала без движения и тут меня выкинули из инвалидного кресла, заставив бежать! И в момент разминки я услышала подозрительный хруст в ноге. Пощупала её руками, ощущая, что что-то не так. Либо вывих, либо что ещё похуже. Но пока боль особо не ощущалась из-за вынужденной ледяной анестезии, поэтому я часто и активно двигалась, даже просто стоя на месте.

Оглядевшись, поняла, что нахожусь на другом берегу озера. Всё, что было впереди, это гладкая сине-чёрная гладь воды, которая едва не стала моим последним пристанищем. Сердце подсказывало, что оставаться на месте нельзя. Татуировка больше не исчезала, но огромное количество холодной воды могло помочь мне немного стереть свои следы.

И я побежала!

Мне постоянно казалось, что кто-то там, в гуще леса за мной наблюдает. Часто вскидывала голову к кристально-чистому небу, в поисках треугольника. Продолжая нестись всё дальше, всё глубже, я невольно задавалась вопросом, почему вода? Почему именно она спасла меня в самый последний момент, а не забрала с собой?

Быть ближе к воде! Быть ближе! Постоянно проговариваю себе как мантру и продолжаю получать сухими, колючими ветками по обмороженному лицу.

Очень больно! Кожа болит, лопается даже сейчас. Холод не отпускает. Я бегу вперед, а перед глазами периодически то темнеет, то пелена слёз.

Теперь я одна. Но всё равно не сдамся! Не получат они моё тело на опыты! Этот Император невероятно опасный! Что он за существо, раз мои друзья харкают кровью и не могут находиться рядом с ним? Чудовище он, а не я! Вот их надо уничтожать! А я жить хочу!

Голова от мыслей гудела. Ноги от перегрузки начало колоть и вместо бега я перешла на ходьбу, постоянно спотыкаясь и падая.

Уже совершенно ничего не соображая, я рухнула на вымороженную землю, впиваясь обледенелыми ладонями в хворост. Тело трясло как в лихорадке, мокрые волосы обмёрзли и покрылись инеем.

Дашка говорила, что где-то в этих лесах жил егерь. Возможно и он сам ещё здесь. Человек природы, и вряд ли у него есть или был чип. Если, конечно, его не уничтожили другим способом. Во всяком случае, там есть дом! Есть дом, есть дрова и будет огонь.

Но пока я даже встать не могу. Не могу собраться. Нога разболелась ещё сильнее, боюсь там ужасный перелом. Всё же, я продолжаю сидеть на корнях деревьев, дрожа всем телом. В носу и горле свербит от того, что наглоталась ледяной воды. А в глазах, будто песок насыпали, режет и колит. Закрываю веки, воду яблоками глаз и это доставляет колючую боль. Всё тело болело, все органы ныли. Даже мозг.

Понимаю, что чем дольше я сижу, тем меньше шансов спастись. Здесь, в лесу я могу только замерзнуть и умереть. Изнывая от холода и боли, всё же я заставила себя подняться и снова продолжить путь.

Пока шла, неожиданно вспомнила свой сон. Один из тех, которые стали снится мне после вторжения. И я помню, что мне снилось нечто подобное. Во сне я искала домик егеря! Хоть я ни разу здесь не была, я знала, куда идти. Меня вело воспоминание из сна.

Не знаю, сколько времени прошло, но мои страдания и старания не прошли даром. В конце концов, я всё же нашла егерский домик!

Дверь была не заперта и сама обстановка говорила, что здесь давно никто не живет. Однако есть то, что должно мне помочь: пара коробков спичек, дрова и водка. Первое, что я схватила, это саму водку. Запах от неё шёл просто ужасный. Он сильно врезался в нос, но кое-как я все же сделала глоток. Во рту немедленно начался пожар, поэтому было два варианта: проглотить или выплюнуть. Я проглотила. Мне нельзя простужаться, поэтому из двух зол…

Плеснула водку на брёвна и подожгла их. Спирт хорошо горит, поэтому скоро здесь будет тепло. Обработала этой же водкой свои лопнувшие руки и когда только на раны попал спирт, я впервые с тех пор, как выплыла из озера, заорала! Но у меня ничего не вышло, я просто орала молча. Открытый рот и едва слышное шипение.

Я так сильно удивилась, что даже боль ушла на второй план. Захлопнув рот, я снова сделала небольшой глоток, морщась. Надо было разогреть горло.

Попробовала снова и снова никакой реакции. Голоса не было! Даже обычного хрипа как при ангине не наблюдалось. Полный ноль. Будто я в одночасье онемела! В глазах защипало. Надо же, потерять голос! Такое со мной впервые.

Пока разгорался огонь в печи, я немного подсохла. Сняла всю одежду, оставляя только нижнее бельё. Конечно, дом ещё не согрелся, но мне надо было себя осмотреть на предмет других ран. Больная нога немного опухла и даже посинела. Не то чтобы болела, но ныла с перерывами.

В лесу наступала ночь. А я так и сидела в домике, расстелив перед собой свою одежду, чтобы она быстрее высохла. Хорошо, что есть огонь. Значит, есть свет.

Когда одежда полностью высохла, я снова переоделась. Стало значительно теплее! Я даже улыбнулась от уюта и комфорта. Сапоги пока ещё оставались влажными, а вот носки уже полностью высохли.

Одетая, я начала бродить по дому. Нашла в шкафчике, который от времени покачнулся, и его краска облупилась, два пакета заплесневелого хлеба и ступку с солью. На удивление, хлеб не был каменным! Я достала оба пакета и разорвала их. Да, плесень была, но чувство голода были сильнее чувства брезгливости. Да плесень и не так опасна, если насадить кусок хлеба на огонь!

Я вышла на улицу, когда уже была непроглядная тьма. Нашла сухую ветку, обломала не нужные, пустив их на растопку и нанизав на край пару кусков, недолго подержала над огнём. Запах жареного хлеба уже быстро разнёсся по домику.

Вкусный, горячий, я обжигала им рот и горло, но продолжала есть. С солью это было просто вершиной удовольствия!

Поев, я всё больше чувствовала себя человеком. Снова прошлась по домику, нашла под хлипким столом здоровенный сундук. В нём лежала громоздкая зимняя одежда. Явно мужская. Отхватила толстую, старую куртку, положив её на пол перед печью и улеглась, уставившись тяжелыми, больными глазами на огонь.