Читать книгу "Цена империи. На начинающего Бог - Влад Тарханов"

Сегодня был второй день отдыха. С утра с семьей молились в церкви, построенной по проекту архитектора Давида Ивановича Гримма, прекрасного образца так называемого «русского стиля». Небольшая «домашняя» церковь была чудо как хороша. В том мире я не бывал в Михайловке и оценить прелесть архитектуры этого имения смог только сейчас. И мне понравилось! Что с ним сделали? Тут до Великой Отечественной войны была трудовая исправительная колония. Не надо объяснять, что это означает? Потом и птицефабрика, и санаторий, а потом учебное заведение… И каждый новый «хозяин» доламывал часть архитектурного ансамбля, пока кому-то не пришло в голову внести его в число охраняемых ЮНЕСКО памятников архитектурно-паркового искусства. Но церковь сохранилась! Какая красота! Простота и чистота линий. Дети с Ольгой ушли завтракать, я же отговорился головной болью и необходимостью прогуляться. Через четверть часа я уже заходил в охотничий домик, удобно расположенный на отшибе парка в достаточно уединенном месте.

Они уже разместились в обеденном помещении, где был накрыт скромный стол. Мой порученец, тайно приведший этих господ сюда, при моем появлении с поклоном удалился. Я же стоял и наблюдал за тремя господами, которые вскочили при моем появлении, склонившись в поклоне. Потом они приветствовали меня, я же прошел на свое место во главе стола, после чего, как любезный хозяин, предложил перекусить с дороги. На столе были чай, кофе, пирожки, печенье, легкие закуски, различные бутерброды, все, чем можно сбить аппетит и прибить голод, но не нажраться. Алкоголь тоже присутствовал, но никто ни к алкоголю, ни к напиткам не притрагивался. Тогда я подал пример, налив себе кофею. Что-то с утра хотелось… А заваривать кофе тут умели. Он был в меру горек, с легкой кислинкой, я пил его с кусочком сахара, так, чтобы сладость только подчеркивала оттенки напитка, а не забивала его вкус.

Справа от меня сидит самый молодой из всей компании. Александр Федорович Рафалович, представитель одного из самых крупных банкирских домов Юга России, имеющих отделения в Париже и Лондоне. Услугами банка Рафаловичей пользовался Дюма-отец, их имя было на слуху. Сам этот дом появился в двадцатые годы сего века в Одессе, как меняльная конторка. Но Рафаловичи стали участвовать в торговле зерном, сочетая финансовые услуги (пусть и в несколько усеченном виде) с прибыльной спекуляцией. Они были представителями того бизнеса, которому Проливы нужны были как воздух, свободный проход через них обещал сверхприбыли. Впрочем, в сороковых годах банк Рафаловичей уже обладал весьма солидным капиталом и работал не только с помещиками, скупая у них зерно, кредитуя и так далее, но и занимался развитием промышленности, кредитуя строительство фабрик и заводов на юге нашей страны. Александр, приятный, круглолицый, черные волосы аккуратно прилизаны и расчесаны на пробор, обладатель тонких длинных усов, лихо подкрученных на концах, опомнился первым и после меня налил себе кофе. Он пьет его медленными глотками, явно наслаждаясь процессом. Толк в напитке понимает. К сожалению, он причина разорения банковского дома Рафаловичей. Слишком честный, слишком доверчивый, слишком эмоциональный. Он доверился министру финансов Абазе, и зря – прогорел. В этой реальности я Абазу к финансам и близко не подпущу.

Слева от меня невысокий весьма приятный сорокалетний мужчина с высоким лбом, курчавыми волосами, носит усы и бороду, его знает вся Россия. Это Самуил Соломонович Поляков, один из железнодорожных тузов России. Достаточно того, что он построил такие дороги, как Курско-Харьковскую, Харьковско-Азовскую, Козлово-Воронежско-Орловскую, Орловско-Грязевую, Фастовскую, Бендеро-Галацкую. Кроме того, известен как благотворитель, поощряет создание учебных заведений, тратит на них большие деньги. В этом плане они с семьей Рафаловичей похожи, оба имеют представление о том, что позже назовут социально ответственным бизнесом. Это вызывает уважение. В мое время бизнес был безответственным, и если бы государство по инерции не сохраняло стандарты бывшего СССР в социальной сфере (далеко не все, только самые необременительные), то в стране был бы хаос первозданного капитализма, такой, как на Украине, например.

А вот сидящий напротив господин – это настоящая акула капитализма. Но он тоже нужен мне. Гораций Осипович Гинцбург – банкир, золотодобытчик, сахарный барон. Но еще он – фактический руководитель еврейской общины Санкт-Петербурга. В этом качестве он мне и нужен. Это крупный полный мужчина с такими же крупными чертами лица, окладистой бородой, чуть раскосыми маленькими глазками, недоверчиво уставившимися на монарха. Этот точно знает – если позвали к государю, да еще тайно, значит, будут просить денег. Сейчас Гинцбург – один из богатейших мужей России. Вот только богатство его выросло из откупного дела, которым занимался его папаша. Разбогатев – стал участвовать в золотодобыче и банковском деле. По сравнению с другими участниками беседы благотворительность его была несколько однобокой и направлена на пользу общины, чуть и другим перепадало, ежели повезет. Сейчас болеет проектом возведения Большой хоральной синагоги в столице. Но вот о нем, как о бизнесмене… Фактически являлся владельцем Ленских приисков. Условия работы на них были весьма и весьма тяжкими. Его потомки доведут дело до ленских расстрелов, когда солдаты (вызванные теми же владельцами приисков) будут стрелять в безоружную толпу. Но и с такими господами приходится иметь дело. Он единственный из всех пьет чай – демонстративно в оппозиции. Вербальные сигналы – противостояние… Если просить денег, даст, но со скрипом и вытребовав себе что-то вдвойне. Знаем таких, как же!

Когда чашки оказались на столе опустошенными (а на это ушли минута-другая), я начал беседу:

–Господа, как вы думаете, почему я пригласил вас сюда?

Первым не выдержал Гинцбург:

–Ваше императорское величество, раз вы пригласили сюда трех богатейших людей России, значит, речь пойдет о деньгах.

Вот так прямолинейно и некрасиво выступил! Я улыбнулся в ответ. Но тут слово взял Поляков:

–Думаю, ваше императорское величество, речь пойдет не о деньгах. Если бы мы рассматривали финансовые дела, тут непременно присутствовал бы барон Штиглиц. Кроме того, да, мы все трое имеем отношение к банковскому делу, но сферы интересов собравшихся тут с вами господ находятся в разных регионах России, поэтому даже трудно предположить, что свело нас тут воедино, кроме воли монарха.

–Браво, Самуил Соломонович! Очень точно подмечено, что пока еще министра финансов Штиглица тут нет и вопрос не будет касаться финансов напрямую. Может быть, вы, Александр Федорович, разгадаете сию загадку?

–А что тут думать? Мы все трое евреи, ну, я выкрест, но мне кажется, для вашего императорского величества это значения не имеет.

–А вот тут в точку. Господа, я не буду тянуть кота за хвост. Речь пойдет об еврейском вопросе.

При этих словах Гинцбург серьезно напрягся, в то время как Поляков и Рафалович сохраняли невозмутимое спокойствие.

–Дело в том, что в ближайшее время в России очень многое изменится. В том числе и в отношении евреев. Например, исчезнет черта оседлости, а евреям никаких препятствий учиться в высших учебных заведениях России не будет. Практически во всех. Будут сняты и многие другие ограничения. Дело в том, что государству в ближайшее время понадобится большое количество высокообразованных специалистов: инженеры, врачи, учителя. Список могу продолжить.