Читать книгу "Смертельный спуск. Трагедия на одной из самых сложных вершин мира – К2 - Питер Цукерман"

Тем временем пресса соперничала за возможность взять интервью у Вилко. В лобби отеля Regency Hotel в Исламабаде голландец обосновался под хрустальной люстрой, положив забинтованные ступни на кресло в стиле Людовика XIV. Когда репортеры набросились на него, Вилко старался отвечать вежливо, но его мысли все еще были на горе. «Что эти люди знают о борьбе за жизнь?» – думал он под вспышки камер. Он поднял забинтованные руки, как его просили. «Я понимал, что из этого сделают шоу», – сказал он.

Новая жизнь

Когда выжившие вернулись в Исламабад, пакистанское министерство туризма пригласило их в зал заседаний в бизнес-центр «Грин Траст Тауэр». В пресс-релизе говорилось, что 8 августа правительственные чиновники устроили «званый чай», чтобы «выразить признательность героям, принявшим участие в благородном деле по спасению человеческих жизней».

В 16:00 шестнадцать гостей собрались за столом для совещаний на двенадцатом этаже. Вентиляторы гоняли воздух, на оконных рамах собирался конденсат. Чиновник передавал крекеры и бутилированную воду и, несмотря на духоту, наливал горячий чай. Альпинистам вручили подарки: нагрудные эмалированные значки с флагом Пакистана и книги о высокогорной флоре с иллюстрациями.

В зале стало тихо, когда секретарь министерства Шахзад Кайсер, обратился к собравшимся. Обливаясь по`том в костюме, Кайсер зачитал подготовленную речь. Он похвалил спасателей за смелость, поблагодарил народ Пакистана за гостеприимство и принес извинения, словно сераки К2 обрушились в нарушение министерского протокола. У Кайсера и других чиновников не было полного понимания произошедших событий, а пакистанские альпинисты, которые могли бы рассказать, что именно они сделали, на мероприятии не присутствовали. Из передовой команды, провешивавшей перила в Бутылочном горлышке, пригласили только Пасанга Ламу и Пембу Гьялдже.

Пока Кайсер говорил, президент Альпинистского клуба Пакистана Назир Сабир сидел в противоположном конце зала, желая, чтобы секретарь побыстрее закончил. У Назира болела голова после спора с агентами Alpha Insurance о страховом полисе Джехана Бейга. Кроме того, как назло, в принтере закончились чернила, поэтому он не мог распечатать сертификаты о восхождении на вершину. По его словам, все понимали, что устроенное мероприятие – фарс. Чиновники не могли скрасить потерю одиннадцати жизней, подавая чай и печенье. Кайсер закончил говорить в тишине. Никто не аплодировал.

Когда подошла очередь Вилко говорить, он даже не попытался встать на свои обмороженные ноги. Его щеки, покрытые коростой из-за обморожения, ввалились, кончики пальцев на руках были воспалены и покрыты волдырями. Он помахал Назиру забинтованной рукой. «Вам стоит лучше тренировать своих высотных носильщиков», – резко сказал он.

Вилко входил в число тех, кто считал, что пакистанцы их подвели. Некоторые винили Шахина Бейга, подозревая, что он симулировал болезнь. Когда стало известно больше фактов, Вилко начал лучше понимать ситуацию, но в тот момент его мнение отражало широко распространенный стереотип. «Пакистанские высотные носильщики не подходят для К2, – сказал он. – Они просто слишком ленивы, чтобы выполнять такую работу».

Назир старался сохранять вежливый тон. «Некоторые из наших носильщиков не такие натренированные, как шерпы, но нам нечего стыдиться, – ответил он. – От них не ожидается, что они будут делать все, и их нельзя обвинять во всех проблемах». Назир напомнил гостям, что до сих пор никто не выслушал пакистанцев, а домыслы лишь подливают масло в огонь.

Здесь в разговор вмешался руководитель Askari Aviation генерал Башир Баз. «Пакистанцы хорошо к вам отнеслись, – закричал он на европейцев. – Некоторые из вас не заплатили за эвакуацию, но мы всех забрали оттуда. Ваши ошибки стоили огромных денег».

Это было отвратительно. Назир забыл о Вилко и набросился на База. Как только руководитель Askari Aviation осмелился напоминать пострадавшим людям о деньгах? Назир вышел из себя, и мужчины закричали друг на друга на урду. Кто-то удержал Назира, оттащив его от База. Потом со своего места, как черт из табакерки, вскочил 65-летний Ашраф Аман, первый пакистанец, взошедший на К2. Он протолкался к генералу. «Это званый чай!» – призывая успокоиться, кричал он.

Кто-то толкнул Ашрафа, и он схватил генерала. Чиновники министерства кинулись разнимать их. Неожиданно мистер Ким с грохотом отодвинул стул и накинулся на Вилко. Он обвинял его в том, что тот опорочил его в корейских СМИ. Вилко ничего подобного не делал. Чиновники оттащили Кима от ошарашенного голландца.

Для Назира это было уже чересчур. Он выскочил из зала в коридор. Мистер Ким догнал его и закричал что-то на корейском, преграждая путь. Судя по эмоциональности Кима, он говорил, что Назир не понимает, через что они прошли.

Назир ничего не ответил. Его брат погиб под лавиной на пике Диран, который он мог видеть каждое утро от порога своего дома. «Горы забрали у меня пятьдесят восемь друзей и брата», – подумал он про себя. Он оттолкнул Кима и пробежал вниз по лестнице все двенадцать этажей. Званый чай был окончен.

* * *

Чхиринг не пошел на прием. Вернувшись в Исламабад, он забрал свой сертификат о восхождении на вершину и сел в пустой самолет до Катманду. Чувство одиночества давило. Чтобы отвлечься, Чхиринг смотрел в иллюминатор. На подлете к столице Непала хорошо был виден дым из труб кирпичных фабрик. Он поднимался, а ветер подхватывал его и тянул, словно нити морских водорослей. Когда самолет приземлился, Чхиринг взял рюкзак и вышел под пелену дождя.

Он не разговаривал с женой с тех пор, как спустился с К2, и молился, чтобы Дава ждала его внутри терминала. Он искал взглядом ее или кого-нибудь из знакомых, но вместо этого видел, как бездомные кошки охотились за жуками-скарабеями на полу из розового мрамора и как телемониторы, мигающие белыми точками и таинственными цифрами, сообщали путешественникам, что они опоздали на последний рейс.

Чхиринг включил мобильный телефон, но сеть, как обычно, была перегружена. Сев в автобус до Боднахта, он медленно поехал домой через грязь, в которой копошились пиявки, обдумывая, что сказать жене. Он планировал сообщить Даве, что К2 того не стоила. Что он всегда любил ее больше, чем любую гору.

Чхиринг открыл ворота своего дома, и Долкар, его белый спаниель, замахал хвостом так быстро, что едва не потерял равновесие. Чхиринг погладил собаку и, поднявшись по лестнице, увидел в молельной комнате на крыше своего брата Нгаванга. Тогда он спустился в коридор, прошел через кухню и оказался в спальне. Жены не было.

* * *

Август закончился, дожди ушли на север, и вдова Большого Пасанга чувствовала себя обессиленной. 6 сентября, когда швейцар провел ее в отель De l’Annapurna, Лахму хотела развернуться и уйти. В роскошном лобби отеля она чувствовала себя скованно, присев на край кожаного дивана перед мужчиной, который винил себя в смерти ее мужа.

Мистер Ким прилетел в Катманду и готовился отправиться к восьмитысячнику Манаслу. Он выглядел очень уставшим. В глазах корейца появились слезы, когда он передал Лахму связанные со страхованием жизни документы и помог их заполнить. Ким через переводчика рассказал Лахму о рисках восхождения. Он сказал, что является президентом компании, производящей матрасы, и не может предложить много денег или попросить своего спонсора, Kolon Sport, о большей поддержке. Он передал ей толстый конверт, в котором лежали заработанные Большим Пасангом деньги и пожертвование от выживших участников «Прыжка с разбегу» – около пяти тысяч долларов.