Читать книгу "Ложная слепота - Питер Уоттс"

— Повреждение? Пик?

Бейтс не ответила.

Она послала сообщение вперед. К тому времени, как мы добрались до корабля, Каннингем вырастил на хребте «Тезея» еще одни метастазик — дистанционно управляемый секционный зал, набитый манипуляторами и датчиками. Стоило нам забраться под броню, как выживший пехотинец подхватил тело и сорвался с места, не дожидаясь, пока мы отшлюзуемся.

Когда мы родились к новой жизни, предварительное вскрытие уже принесло плоды. Голографический призрак расчлененного инопланетянина восстал из КонСенсуса, точно освежеванный чудовищный натюрморт. Раскинутые щупальца напоминали человеческие позвоночники. Мы сидели вокруг стола и ждали, когда кто-нибудь приступит к пиршеству.

— Обязательно было палить по нему из микроволновки? — съязвил Каннингем, барабаня по столу пальцами. — Вы его напрочь сварили. Клетки все изнутри полопались.

Бейтс покачала головой.

— Это был сбой.

Биолог кисло покосился на нее.

— Сбой, который совершенно случайно не затронул алгоритмы прицеливания по движущейся мишени. Как-то странно выходит.

Бейтс невозмутимо взглянула на него в ответ.

— Автономное целеуказание включилось само собой. Самопроизвольно. Случайно.

— Случайность — это…

— Остынь, Каннингем. Твоего нытья мне только сейчас не хватало.

Глаза на мертвенном полированном лице закатились, внезапно выцедив что-то под потолком. Я проследил за его взглядом: нас выглядывал сверху Сарасти, неспешно дрейфуя на кориолисовом сквозняке, словно неясыть над полевками.

В этот раз на нем снова не оказалось забрала. И очки он явно не потерял.

Вампир пронзил взглядом биолога.

— Ваши результаты.

Каннингем сглотнул, пробежав пальцами по столу. Ошмётки инопланетных внутренностей расцветились пестрыми метками.

— Ну да, хорошо. Боюсь, на клеточном уровне ничего не могу рассказать. Внутри мембран почти ничего не осталось. Если на то пошло, и мембран-то почти нет. В терминах базовой морфологии образец имеет, как видите, радиальную симметрию и сплюснут по спиннобрюшной оси. Известковый экзоскелет, кератинизированная пластиковая эпидерма. Ничего особенного.

— Пластиковая шкура — это «ничего особенного»? — скептически переспросила Бейтс.

— В такой среде я почти ожидал увидеть плазму Сандуловичиу.[59]А пластик — это всего лишь очищенная нефть. Органический углерод. Эта штука основана на углероде. На белках даже, хотя ее белки намного устойчивее наших. Многочисленные серные мостики дают латеральную фиксацию, насколько я мог выяснить по тем остаткам, которые не денатурировала ваша пехота, — Каннингем смотрел мимо нас: мысли его, очевидно, витали далеко-далеко, в телеметрических датчиках. — Ткани этой твари насыщены магнетитом. На Земле это вещество находят в мозгу у дельфинов, у перелетных птиц, даже в некоторых бактериях — у всех, кто ориентируется по магнитному полю. Переходя к макроструктурам, мы имеем пневматический эндоскелет, он же, насколько могу понять, и мышечная система. Контрактильные ткани выжимают газ через систему пузырей, которые напрягают или расслабляют отдельные сегменты щупалец.

В глаза Каннингема вернулась жизнь — ровно настолько, чтобы сосредоточить взгляд на сигарете. Он поднес окурок к губам, глубоко вдохнул, отложил снова.

— Обратите внимание на инвагинации в основании каждой конечности, — на виртуальном трупе загорелись оранжевым сдувшиеся воздушные шарики. — Их можно назвать клоаками. Туда открываются все системы: они питаются, дышат и испражняются через одну и ту же небольшую камеру. Других естественных отверстий нет.

Банда состроила гримасу, выражая Сашино омерзение.

— А они не… забиваются? Неэффективно как-то.

— Забьется одно — в той же системе остается еще восемь проходов. В следующий раз, когда поперхнешься куриной косточкой, можешь помечтать о подобной неэффективности.

— Чем оно питается? — спросила Бейтс.

— Понятия не имею. Вокруг клоак я обнаружил сократительные ткани, вроде глоток, что подразумевает питание — сейчас или когда-то в их эволюционной истории. Сверх того… — Он развел руками; сигарета оставила за собой слабую струйку дыма. — Кстати, если надуть эти сократительные муфты, то образуется герметичная перегородка.

В сочетании с эпидермисом это, скорее всего, позволяет организму какое-то время выживать в вакууме. И мы уже знаем, что они переносят радиационный фон. Только не спрашивайте меня — как. То, что заменяет им гены, должно быть намного прочнее наших.

— Значит, они могут жить в космосе, — задумчиво пробормотала Бейтс.

— В том же смысле, в каком дельфин живет в воде. Ограниченное время.

— Долго?

— Не уверен.

— Центральная нервная система, — проговорил Сарасти. Бейтс и Банда внезапно неуловимо застыли. Подменяя манеры Саши, тело лингвиста приняло позу Сьюзен. Вокруг губ и ноздрей Каннингема клубился дым.

— В ней, как оказалось, нет ничего центрального. Ни цефализации, ни даже сосредоточения органов чувств. Тело покрыто чем-то вроде глазок, или хроматофоров, или тем и другим разом. Всюду сплошь реснички. И насколько я могу судить — если эти тоненькие вареные волоконца, которые я смог собрать после вашего «сбоя», действительно нервы, а не что-то совсем иное, — каждое из этих образований управляется независимо.

Бейтс вскинулась.

— Серьезно?

Каннингем кивнул.

— Все равно что независимо управлять движениями каждого волоска на голове, только это существо покрыто щетинками до кончиков щупалец. С глазами — то же самое. Сотни тысяч глазок по всей шкуре. Сам по себе каждый не больше, чем камера-обскура, но способен фокусироваться независимо, и, подозреваю, где-то сигналы с них интегрируются. Все тело действует как большая сетчатка. Теоретически это дает существу потрясающую зоркость.

— Распределенный интерферометрический телескоп, — пробормотала Бейтс.

— Под каждым глазком лежит хроматофор — пигмент напоминает криптохром,[60]так что, вероятно, имеет отношение к зрению, но параллельно он способен диффундировать в окружающие ткани или концентрироваться. Это подразумевает динамические пигментные пятна, как у хамелеона или каракатицы.

— Имитация фона? — спросила Бейтс. — Это может объяснить, почему Сири его не видел?