Читать книгу "Льды Ктулху - Александр Лидин"

— И это очень прискорбно… — вздохнул Грег. — Использовать лучшие достижения проторасы Гондваны пристало лишь лучшим представителям нордической…

— Боюсь, тут вы ошибаетесь, — вмешался в разговор Троицкий. — Теории о Гондване, My, Атлантиде и других материках и культурах хороши, если мы имеем дело с человеческой цивилизацией. Но здесь иной случай… Не берусь оценить возраст ваших пещер, но эти сооружения, — он взмахнул рукой, словно желая одним жестом охватить весь зал, — много древнее. Очень вероятно, что этот лабиринт был создан, когда предки людей еще скакали по пальмам. Тут, похоже, речь идет о цивилизациях, которые много древнее, чем те, о которых говорится в тайных доктринах господина Хильшера…

— Гильшера, — машинально поправил Грег.

— Гильшерна… Хотя для нас, русских, ваше «Г» скорее «X»… — и профессор выдержал многозначительную паузу.

Немцы так ничего и не поняли, а русские полярники застыли с каменными лицами, стараясь сдержать смех.

— Так вот, — продолжал Троицкий, как ни в чем не бывало, — если мы обратимся к таким источниками эзотерического знания, как «Некрономикон», и сравним систему написания…

Дальше Василий не слушал. В другое время, в другом месте он, быть может, нашел бы эти споры весьма завлекательными, но не сейчас. Он уже заканчивал свою миску с похлебкой, когда взгляд его вновь вернулся к черному отверстию в полу зала, и даже не к самому отверстию, а к… В какой-то миг Василию показалось, что вокруг спуска в бездну на полу выгравированы какие-то надписи. Раньше он их не видел, но сейчас…

Василий смотрел на них, словно загипнотизированный, не в силах отвести взгляд. А потом… он заметил, что от кольца надписей, окружающих отверстие, отходит полоса, что тянется в один из черных коридоров, выходящих из зала.

Краем уха он слышал, как в разговор за столом включился и Григорий Арсеньевич:

— …Тем не менее я считаю, что Вольфрам Зиверс неправ. Его классификация древних племен и культов не такая уж полная, как он хотел бы ее представить. Тем более, что сам Зиверс всего лишь ученик Гильшера и во многом уступает ему, несмотря на заверения вашего рейсхфюрера Гиммлера…

— Но достижения тибетского отделения Аненербе…

«Странно, эта полоса надписей, словно указатель… Она, словно нить Ариадны, а раз так…» — Василий бросил косой взгляд на застолье. Ввиду разгоряченной беседы завтрак-обед явно затягивался. До самого Василия никому дела не было, да и при чем тут он. Сначала все равно спустят охрану, потом груз… В общем, час-полтора у него есть.

Осторожно, чтобы остаться незамеченным, Василий отошел от стола, проскользнул мимо тюков. Теперь он был совершенно уверен — нить надписей шла по плитам пола, уходя в черный зев одного из туннелей. Сбегать посмотреть, что там? Быть может, ему удастся сделать открытие, которое поразит всех… особенно Григория Арсеньевича — вот на кого он хотел произвести впечатление в первую очередь.

Проверив револьверы — прошлая экспедиция пропала, так что лучше быть наготове, — Василий незаметно проскользнул через зал. Похоже, никто из сидящих за столом не заметил его маневра. Несколько шагов, и он скрылся во тьме. Приготовив факел, но пока не зажигая его, он осторожно стал пробираться на ощупь, выставив вперед руки и пробуя ногой каждую плиту, прежде чем перенести на нее вес тела. Хуже и глупее всего было бы попасть в какую-нибудь доисторическую ловушку, а потом долго и бесполезно взывать о помощи.

Однако зажечь факел Василий рискнул, только зайдя за поворот. Что-то подсказывало: не нужно, чтобы тебя видели. Уже потом, пытаясь припомнить происходящее, Василий так и не смог ответить сам себе, откуда у него возникло такое желание. Однако в тот момент он четко знал: нельзя привлекать внимания. Он сделает открытие, он оно будет только его…

Запалив факел, Василий поднял его повыше над головой. Да, он и в темноте шел правильно. Теперь рисунок на полу был много четче. «Интересно, почему раньше никто не замечал его? — озадачился Василий. — А может, и замечал, но не придавал значения».

Еще раз проверив свое снаряжение, Василий уверенно зашагал по темным коридорам. Рисунок уводил его все дальше и дальше. Коридор извивался, словно змея в конвульсиях. То и дело направо и налево уходили новые ходы, несколько раз случались пересечения широких тоннелей.

В какой-то момент Василий начал было волноваться. Как он выберется из этого лабиринта? Но решив, что рисунок на полу никуда не денется, Василий шел все дальше и дальше. По времени выходило так, что пора уже было поворачивать назад, а ведь он так и не добрался до неведомого «Изумрудного города, к которому вела дорога из желтого кирпича».

Но, в конце концов, можно же сейчас вернуться в лагерь и потом, предупредив о своем отсутствии, еще раз проделать этот путь. Ну и пусть это открытие не будет лично его. В конце концов, все они делают одно дело, и какая разница… И тут стены туннеля расступились, Василий вышел в зал и остолбенел.

Перед ним застыли невообразимые существа странной формы. Они не двигались. Лишь приглядевшись, Василий понял, что они не живые. Это были статуи, а точнее, даже скульптурные группы из трех-четырех фигур, судя по всему, выполненные в натуральную величину. Все статуи, а было их больше сотни, стояли на высоких прямоугольных постаментах, которые были расположены так близко друг к другу, что человек едва смог бы протиснуться между ними. Но не в этом заключалась их странность. Сами скульптуры — вот что вызвало у Василия неподдельный ужас. За время работы в Третьем отделе он видел многое, и его сложно было удивить или испугать, но это… Изваянные с невероятной скрупулезностью и реалистичностью, эти скульптуры изображали людей, которых пытали, мучили и насиловали нечеловеческие существа, выглядевшие порождением настоящего кошмара. Были там твари, напоминающие осьминогов и древнеримских сатиров, были чудовища вроде полулюдей-полузмей, полускорпионов и еще множество разных богомерзких созданий, ни названия которых, ни происхождения Василий не знал. И все они совершали надругательство над человеческой плотью. Изваянные из белого камня, быть может даже мрамора — Василий не разбирался в камнях, — они многие века простояли здесь, но казалось, могли сорваться с места в любую секунду и вновь продолжить омерзительное действо. За те долгие минуты, что Василий провел в этом зале, он навсегда запомнил перекошенные ужасом и болью человеческие лица.

Что это было: мастерская безумного ваятеля? Хранилище скульптур? А может, музей, судя по проходам между статуями, предназначенный вовсе не для человека?

И эти лица! Эти живые человеческие лица, искаженные ужасом и болью, каких и представить нельзя. Как скульпторы древности смогли достигнуть такого уровня реализма, какой неведом ни современным мастерам, ни творцам эпохи Возрождения, ни античным умельцам?

Наконец Василию удалось закрыть глаза. Он потряс головой. Сейчас ему хотелось оказаться как можно дальше отсюда, например, в дождливом мрачном Петербурге. Но он был именно здесь, и был один.

Непроизвольно ноги его подкосились, и он, сам того не желая, опустился на колени, а потом склонил голову, словно молясь неведомым чудовищам. Мысли его странным образом блуждали. Он уже не думал об оставленных где-то там товарищах, только ужасные образы скульптур заполняли его мозг. А потом губы его медленно задвигались, складываясь в слова, странные слова неведомого, гортанного языка, которые с трудом мог воспроизвести речевой аппарат человека: