Читать книгу "Красный бамбук - Влад Савин"

– За что воевали, пся крёв? Отчего немцы почти всё сохранили, и даже паршивые чехи не сильно пострадали – а мы в положении бедных родственников? Мы были первой жертвой германской агрессии – теперь отдайте нам земли до Одера, всю Силезию, Тешин, Белосток, Данциг! Да и Восточная Пруссия издревле была вассалом польских королей – ладно, мы не претендуем на нее всю, но хотя бы половину! Все земли, где живут (или жили раньше) этнические поляки – по справедливости польские! Отчего советские военные власти при проведении плебисцита подыгрывали чехам и немцам?! Почему СССР не устроил плебисцит в той же Восточной Пруссии, в Данциге, да и во Львове, в Галиции, где тоже живут поляки? Почему наши границы после войны гораздо хуже, чем в 1939 году – так же нельзя, мы же в числе победителей! И кстати, где контрибуция (или репарация) от ГДР за весь наш убыток?

Ну и получили ответ от товарища Сталина – что из Восточной Пруссии за последние полтораста лет к нам трижды приходила война, причём два раза мировая и одна закончившаяся сожжением Москвы. Мы больше такого не хотим, и решили навеки ликвидировать этот бастион агрессии. Вопрос о передаче Восточной Пруссии Советскому Союзу был решён с правительством Штрелина – Роммеля (для которого это было условием его признания со стороны СССР), которое не требовало никакого плебисцита, и это является очень скромной компенсацией Советскому Союзу – как стране, наиболее пострадавшей от гитлеровской агрессии. Да и немцев там осталось немного, подавляющее большинство взрослого мужского населения полегло на фронтах, ну а тем из оставшихся, кто замарался активной службой в преступных фашистских организациях, предложили (при отсутствии преступлений против граждан СССР) суд или возможность выехать в ГДР или куда захотят, с семьями – подавляющее большинство выбрало второе; тем же, кто был уличен в эксплуатации труда наших пленных или угнанных гражданских (при отсутствии смягчающих обстоятельств), была обеспечена трудотерапия на бодрящем сибирском воздухе, с конфискацией имущества, семью тоже высылали в западном направлении (хотя, слышал, нашлись единичные немецкие «декабристки», готовые следовать за мужем в сибирский мороз). В итоге в Восточной Пруссии остались либо «левые», ускользнувшие от внимания гестапо, либо (в большинстве) тихие обыватели «не были, не состояли, не привлекались», меньше всего желающие на свою голову проблем – тем более, что нет причин на баррикады идти, никто немцев «вторым сортом» не считает, немецкий язык для местных нужд не запрещает (вывески, уличные таблички, ценники в магазинах, и прочее тому подобное – двуязычны), даже какие-то газеты на немецком выходят и в Калининградском университете по-немецки читают предметы вроде «истории германской философии, филологии, литературы» (забавно, что профессора на этих курсах в большинстве немцы – а студенты наши, русские, поскольку туда едут учиться германисты со всего СССР), ну и бонусом, что немцев в Советскую Армию не призывают (чем они даже недовольны!). А уж о Польше там (как и в Померании, где референдум проводился и закончился разгромной победой Германии) никто не желает и слышать – совершенно не уважая ни польскую нацию, ни польское государство и открыто смеясь (карикатуры и фельетоны в местных газетах) над воплями из Кракова, что «именно в Пруссии и Поможе впервые проявилось лицо польской нации и культуры». Аналогично и с Данцигом – который никогда прежде не был польским. В средние века, населенный немцами, он до самого раздела Речи Посполитой в конце XVIII века входил в её состав чисто формально, сохраняя независимость в своих делах. После Первой мировой войны Данциг тоже не принадлежал Польше, а считался вольным городом под протекторатом Лиги Наций, польского там были лишь отделение почты и гарнизон военной пристани в Вестерплатте, которые Варшава выпросила у Лиги Наций до постройки своего порта в Гдыне. На начало 1939 года население Данцига состояло на 94 процента из немцев, и в дальнейшем их доля только увеличилась. Вы полагаете, они на плебисците в Польшу захотят?

И насчет Галичины с Волынью – польское правительство (в 1944 году еще сидевшее в Люблине, а не в Кракове) тогда же признало переход этих земель к СССР, за что еще в 1939-м проголосовало местное население на выборах в Западноукраинское и Западнобелорусское Народные собрания. Может быть, польские друзья сомневаются в выборе жителей этих мест? Так общеизвестно, что западенцы из Галицко-Волынской ССР, при всех своих претензиях к москалям, под поляков хотят ещё меньше. А западные белорусы и палешуки, после довоенной «санации» и террора карателей из АК в войну, о перспективе возврата в Польшу отзываются исключительно высоким матерным штилем. Во Львове и других городах Галиции и Волыни и правда живет немало поляков – однако же сельскую местность населяют почти исключительно галицукры, и как тогда Польша собирается присоединить эти города и управлять ими? СССР не может позволить, чтоб по его территории, в весьма проблемной местности, свободно шастали иностранные граждане, а строить для них охраняемые коридоры, за чей счёт будет это счастье? У СССР лишних денег нет (у Польши, судя по молчанию поляков на этот вопрос – тоже).

Так что восточная граница Польши почти не изменилась. Полякам вернули Перемышль, как и в той истории, но Белосток, как я сказал уже, остался в составе Советской Белоруссии. И то за Перемышль СССР взял район Сувалки (оказавшийся отрезанным от Польши территорией Восточной Пруссии и окружённый со всех сторон нашими землями), а также Лемковщину – небольшую область на стыке границ Польши, Словакии, Галиции и Закарпатья, населённую прорусски настроенным православным народом, находящимся в весьма враждебных отношениях с поляками и галицаями. После проведённого среди лемков плебисцита в составе Русинско-Закарпатской АССР появилась Лемковская автономная область. Правда, и Польша тоже получила пару анклавов на границе с Восточной Пруссией и Остбранденбургом. Но полякам этого было мало, тем более что взамен пришлось согласиться на автономию мазуров (в районе одноименных озёр), курпов (в пущах по реке Нарев), белорусов (в западном Полесье), куявов на западе Польши, между низовьем Вислы и верховьем Варты, гуралей в Татрах, на границе с северо-западной Словакией, и ещё несколько, помельче. Во всех этих автономиях сидели подготовленные в СССР учителя и другие специалисты из местных и усиленно развивали отдельное самосознание аборигенов. В Кракове скрипели зубами, но сделать ничего не могли, так как в этих автономиях разместились наши базы, и советские товарищи внимательно следили, чтоб местных никто не обижал, за что те платили полной преданностью.

Помимо Силезского плебисцита, случился скандал и на севере, с так называемым Польским Коридором. Эту неширокую полосу земли между восточным краем Померании и западными границами Восточной Пруссии и Данцига, ограниченную с юга линией между максимальным сближением немецкой границы в Восточной Пруссии и Померании, Антанта в 1919 году передала Польше – у которой в итоге появилось своё морское побережье от Померании до Данцига, на западном берегу Данцигского залива, включая косу Хель. Поляки ударными темпами построили тут свой порт Гдыню – но не прошло и десятка лет, как злые фашики вымели панов с Балтийского побережья. Между прочим, одним из поводов для начала войны стал отказ Варшавы предоставить Германии экстерриториальную дорогу в Восточную Пруссию, по которой немецкие поезда и автотранспорт могли двигаться без досмотра и дозволения польских властей. Причем Гитлер тогда, сильно переоценивая польскую военную мощь (ну как же – 1920 год, «чудо на Висле»!), считал обеспечение этого коридора «программой-минимумом» для Германии! И вот теперь встал вопрос: что с этими землями делать теперь?