Читать книгу "Его любимая девочка - Татьяна Михаль"

Не отрывая взгляда от ножа, я медленно поднялась на ноги и прошла в сторону дивана, но сделала вид, что упала, прямо рядом с журнальным столом.

Схватила нож и сжала его в подрагивающих руках.

— Лена, что за манеры? — процедила эта мразь. — Ты должна красивой и соблазняющей походкой плыть, а не топать и падать, будто ты неуклюжая медведица.

Я поднялась с колен, прижимая нож к груди и прошептала, не поворачиваясь к нему лицом:

— Хочу, чтобы ты сдох.

Тишина.

Я не двигаюсь и лишь сильнее сжимаю рукоятку ножа, приготовившись совершить страшное.

Слышу скрип кожаного кресла, его злое шипение сквозь стиснутые зубы:

— Видимо, я не всю дурь выбил из тебя, сука!

Вдох.

На резком выдохе, закричала, обернулась и со всей силы и всепоглощающей ярости полоснула лезвием по горлу Артура!

— Сдохни-и-и! Сдохни! — заорала я и пока он судорожно сжимал своё горло, из которого хлестал фонтан багровой, очень тёмной крови, я толкнула его и когда его тело оказалось на полу, начала наносить новые удары в сердце, живот, грудь.

Я кричала сорванным горлом, подобно дикой кошке.

Всю свою боль и ярость я выплеснула в эти удары…

Он был мёртв.

Артур Джанабаев был мёртв.

Этот монстр сдох.

Так просто…

Это оказалось так просто…

Встала на ноги, шатаясь из стороны в сторону и прошептала:

— Когда твоя чёрная и прогнившая душа окажется в огне и сере, знай, что это ад, который я познала благодаря тебе и твоему брату! Но мой ад не сравнится с твоим, поганый ублюдок! Ты будешь вечность гореть и страдать!

Нож выпал из моих окровавленных рук. Я прошла к письменному столу и тяжело опустилась в рабочее кресло.

Я понимала, что убила. Убила того, кто мучил бы меня, пока я не сошла бы с ума или не умерла.

Пока моё сознание ещё не охватил шок произошедшего, я усилием воли собрала себя в кулак, стараясь не сорваться здесь и сейчас. Я находилась над пропастью. И могу прямо сейчас полететь в чёрную бездну, потеряв себя навсегда. А могу, наконец, освободиться.

Я выбрала второй вариант.

И я нашла в столе своего мучителя телефон.

Прижала телефон к испачканной кровью груди и дала волю слезам. Тихим и беззвучным слезам, которые выплёскивали гораздо больше боли и громкого крика, чем, когда я кричала, вися на крюке, и когда убивала монстра.

Дрожащими пальцами разблокировала телефон и набрала службу спасения.

Сбивчиво сказала, что я в плену, и что я убила своего мучителя.

Оператор сообщила, что отслеживает меня по телефону и попросила не отключаться.

Подтянула ноги к груди и закрыла глаза.

Я ещё никогда не чувствовала себя настолько живой.

Сердце в моей груди стало биться с новой силой.

Я продолжала плакать. Но уже не от боли.

То были слёзы радости и очищения. Каждая солёная капелька, что стекала по моим щекам, смывала за собой всю ту грязь, в которой меня измазали проклятые братья Джанабаевы.

Но потребовался бы грёбаный океан слёз, чтобы стереть абсолютно всю грязь и все воспоминания, которые, однозначно, будут сопровождать меня до конца жизни. Но всё равно, это было началом.

Мои дни в качестве пленницы, любовницы, жены и шлюхи, закончились.

Глава 25

Елена

— Елена Анатольевна, прошу вас, соберитесь и расскажите ещё раз, что же произошло в ночь, когда вы убили Джанабаева Артура Марковича. Своего мужа.

Сжала руки в кулаки и на миг, закрыв глаза, сделала вдох и выдох. Снова вдох и выдох.

Посмотрела на следователя.

Этот мужчина выглядел как добряк — улыбался мне сочувственно, иногда шутил, предлагал воду, чай, кофе.

Весь из себя такой душка.

Но я хорошо усвоила урок и теперь была слишком умной, чтобы попасться на этот крючок и купиться на обманчивую внешность добряка. Я всем своим нутром чувствовала фальшь в его наигранном дружелюбии.

Следователь тяжело поднялся со стула, отчего несчастный грустно заскрипел. Ещё бы: необъятный живот, свисающий через ремень ментовских брюк и по-женски огромная задница. Блестящая залысина, прикрытая реденькими тёмными волосюшками и висящий, уже даже не второй, а третий подбородок.

Такому человеку лень шевелиться и что-то делать. Ему бы поскорее закрыть дело и желательно кого-нибудь посадить.

Но нет, со мной этот номер не пройдёт.

— Чай или кофе будете? — поинтересовался жиртрест.

— Благодарю, но нет, — произнесла негромко.

Мужчина пожал необъятными плечами и налил кофе из кофеварки в одну грязную чашку.

Сделал большой глоток с прихлёбыванием и, погладив себя по животу, вернулся на место.

Потом открыл дело и достал несколько фотографий. Положил их передо мной.

— Рассказывайте, не стесняйтесь, — сказал он.

Сглотнула, глядя на кровавые снимки.

Меня замутило.

Интересно, что будет, если меня вырвет прямо на его стол?

Отодвинула от себя фотографии, не желая смотреть на труп Артура и сказала:

— Я уже вам и не только вам много раз говорила, что произошло в ту ночь. И я не понимаю, почему вы снова и снова меня опрашиваете. Будто считаете меня виновной, хотя я — жертва…

Следователь вздохнул и смерил меня пристальным взглядом, словно старался проникнуть в самые сокровенные мои мысли.

И едва он открыл рот, чтобы что-то сказать, как дверь в его кабинет резко раскрылась, ударилась о стену, и вошёл, нет, не вошёл, а ворвался мой адвокат — разъярённый и готовый в пух и прах разорвать следователя.

Леонид Викторович Ханов. Мужчина пятидесяти лет и просто зверь, и мастер своего дела.

— Елена, я же просил вас не ходить на встречу без меня! — процедил он.

Схватил стул и поставил его рядом со мной.

Сел и демонстративно вытащил из портфеля какие-то бумаги.

— Ознакомьтесь, господин следователь. Здесь результаты экспертизы с видеокамер, а также отпечатки, которые принадлежат и Джанабаеву Артуру и его брату — Талгату. Моя клиентка говорила правду и вот здесь все доказательства, которые ваши специалисты почему-то проигнорировали. Плюс ко всему, ребята из убойного отдела нашли ту самую женщину и команду, работающую с ней. Если вы запамятовали, я говорю о той женщине, что выдавала себя за мою клиентку.

— Вы сомневаетесь в нашей компетенции? — следователь попытался скрестить руки на груди, но у него не вышло. Он положил их на живот и смерил моего адвоката взглядом, в котором сквозил неприкрытый скептицизм.