Читать книгу "Покопайтесь в моей памяти - Екатерина Островская"

— Да ничего. Просто вам тот парень весточку от Шленки принес и попросил его с Канцлером познакомить.

— Не понимаю, о чем вы?

— Зря отпираетесь. Как вы думаете, откуда я про Шленку знаю, про бар «Янтарный»? И не только про это. Пряжкин во всем признался. Долго отпирался, но когда ему сказали, кто это Канцлер на самом деле, то он очень долго хохотал, потому что человек, которого все боялись и боятся до сих пор, не кто иной, как…

Вера замолчала и посмотрела на Евдокимова.

— Кто?! — закричал Михеев. — Я же все по его указанию делал.

Он понял, что проговорился, и произнес уже спокойно:

— Не знаю, что там вам Пряжкин наплел, а если что было за мной когда-то, то давно уже истек срок исковой давности. Да и был я тогда несмышленышем. Мне и восемнадцати не было. Но сейчас я чист.

— Вот экспертиза и подтвердит это, — согласился Евдокимов, — или, наоборот, докажет, что замараны вы по самые уши.

Дверь отворилась, и в кабинет заглянул майор юстиции Егоров. Увидев Евдокимова, он доложил:

— Подозреваемый Пряжкин доставлен под конвоем для проведения очной ставки. — И сделав паузу, спросил: — Запускать?

— Погоди минуту, — приказал Евдокимов.

Егоров вышел и прикрыл дверь.

— А теперь, гражданин Михеев, думайте, — продолжил генерал-майор юстиции. — Ваше слово и слово Пряжкина, который уже активно сотрудничает со следствием. У вас есть выбор: или вы признаетесь в убийстве Тарасевича, что мы и без вашего признания докажем, или Пряжкин повесит на вас еще одно убийство — Галины Фоменко. Сами понимаете, что после показаний вашего подельника мы уже не сможем оформить вам явку с повинной, как оформили ему.

— Погодите, — попросил побледневший Михал Михалыч, — Галину не я, это он ее зарезал!

— Ну, это еще надо доказывать. А вдруг у нас это не получится? Зато есть вы и показания на вас, данные ранее судимым Пряжкиным. Тем более мотив у вас есть. Ведь именно вам проговорилась Нина Николаевна о том, что Галина знает имя убийцы. Ну что, готовы сделать признание?

— Погодите еще немного… Если я признаюсь, то что мне грозит?

— Так вы и сами знаете, — произнес Евдокимов, — вы все нам рассказываете, и это засчитывается вам как явка с повинной, потому что официально обвинение вам не предъявлено. Вы все подробно рассказываете, заключаете сделку с правосудием. В худшем для вас случае — шесть лет строгача. Возможно, суд примет во внимание то, что не вы организатор, а только исполнитель, что выполняли приказание человека, который держал вас в страхе много лет. То есть на протяжении долгого ряда лет вы находились в психо-травмирующем состоянии, что угнетающе действовало на ваше сознание, психику и нервы. А это может помочь значительному снижению срока.

— Именно так и было, как вы говорите, гражданин генерал. Мне отдал приказ некий Канцлер, которого я в глаза не видел, но которого боюсь уже тридцать лет. Потому что по его прихоти людей лишали жизни, и только по одному подозрению в неисполнении его приказаний людей убивали. Причем моих хороших друзей.

— То есть вы признаетесь в убийстве Александра Витальевича Тарасевича?

— Признаюсь. Но убил, исполняя чужую волю и боясь сам быть убитым. А потом Пряжкин, которому я сказал, что Галина все знает, убил Фоменко.

Бережная поднялась:

— Дальше вы без меня. Сумочку оставляю здесь. Если что — в сумочке включенная камера. Все, что было здесь сказано, зафиксировано. А мне надо пообщаться с Канцлером.

Зачем-то она посмотрела на большой экран висящего на стене телевизора и помахала ему пальчиками, словно прощалась с выключенным аппаратом.

Вера подошла к двери и остановилась. Посмотрела на Михеева:

— Куда дели компьютер Тарасевича, который вы вынесли из его квартиры перед тем, как отправились убивать Александра Витальевича?

Михал Михалыч мотнул головой на стену.

— Он в канцелярии за папками, но только пустой: винчестер я вынул. Там хранилась проверка счетов компании, моих личных и распечатка движения средств за последний год.

Михеев ждал следующих вопросов от Бережной, но его опередил Евдокимов:

— Уважаемая мисс Марпл, попросите инспектора Лейстреда ввести Пряжкина.

Глава двадцатая

Рабочий день в аукционном доме закончился. Скорее всего, он станет ее последним рабочим днем в качестве эксперта-искусствоведа. Но Елизавета Петровна теперь уже не жалеет о потерянной работе. Теперь трудиться будет Аня — у нее интересная и высокооплачиваемая работа. А Елизавета Петровна будет сидеть с внуком, который очень скоро вернется к ним. По крайней мере, это обещала Вера, а она слов на ветер не бросает. Хотя нет — она будет приходящей бабушкой. Будет навещать дочь, приходя вместе с ее настоящим отцом, к которому Аня очень скоро привыкнет и полюбит его. Дочь и теперь возмущается, почему ей раньше не сказали правду.

Елизавета Петровна размышляла об этом, сидя на месте для посетителей и поджидая Охотникова, который согласился подвезти ее в Тучков переулок, поверив, что она залезет в стеклянный скворечник в последний раз. Последний раз — это было сегодня в аукционном доме «Гардарика», а консьержкой она уже не работает. Накануне Михеев все же подписал ее заявление и даже не потребовал отработки.

— Делаю это по настоятельной просьбе жильцов, — сказал он, — надеюсь, вы понимаете, о чем я. Ваша тайная жизнь стала слишком явной.

Она согласилась с ним, забрала трудовую книжку и причитающиеся ей за несколько смен деньги. Думала, что не вернется ни при каких обстоятельствах, но Верочка попросила.

— Ну что, поехали, — громко произнес вошедший в комнату Охотников.

Сухомлинова поднялась, обвела комнату взглядом, прощаясь с этими стенами навсегда, и пошла за своим начальником. Он пропустил ее вперед, потом открыл перед ней стеклянную дверь. И признался:

— А ведь я был влюблен в тебя, Лизок, почти весь первый курс страдал. Потом, разумеется, все это забылось. И вот новая встреча…

Они вышли на улицу и остановились возле его автомобиля. Охотников галантно открыл перед ней дверь, сел на водительское кресло и, только когда машина тронулась, продолжил:

— Ты прекрасно выглядишь для своих лет. Да и не только для своих. И я сейчас даже жалею, что потерял тебя когда-то по глупости. Что меня дернуло затащить в постель Лушкину?

— Это она тебя затащила. Полкурса свидетели, и я в том числе. Ей, наверное, икается сейчас.

— Не икается, — покачал головой Охотников, — она умерла лет десять назад. Представляешь, даже пятидесяти не было, и как-то сразу. Она одна жила в последние годы. А до того у нее была какая-то страстная любовь. Ирина оказалась преданной и верной женой… Хотя правильнее сказать, сожительницей, потому что тот человек не хотел на ней жениться официально. Они прожили вместе лет двадцать или около того, а потом он нашел себе молоденькую и ушел к ней, прихватив из дома все, что смог утащить, включая вещи Ирины.