Читать книгу "Конец лета - Андерс де ла Мотт"

Стыд от того, что ее разоблачат, от того, что она сделала нечто запретное, обжег ее. Вероника бросила последний взгляд на комнату, удостоверилась, что все выглядит, как до ее прихода, и как можно тише закрыла за собой дверь.

– Иду! – крикнула она чуть громче, чем требовалось, и повернула ключ в замке.

Вероника спустилась на две ступеньки и как раз хотела сунуть ключ в карман, когда столкнулась с отцом. Они застыли друг напротив друга – на таком маленьком расстоянии, что оба ощутили неловкость.

– Все нормально? – спросил отец. – Ты какая-то встрепанная.

Вероника зажала ключ в кулаке, а руку постаралась держать за спиной.

– Да вот прилегла на часок. Это меня?

Вероника кивнула на прихожую: ей хотелось улизнуть. Но отец не двигался с места и смотрел на нее так, словно пытался понять, врет она или нет.

– Телефон, – сказала Вероника. – Это меня?

– Кто-то с работы. – Отец слегка посторонился.

Вероника заспешила вниз по лестнице, чувствуя спиной отцовский взгляд. Отец пошел на второй этаж; Веронике показалось, что она слышит, как повернулась ручка на двери Билли. Она шмыгнула в кабинет, выдвинула ящик стола и вернула ключ на место, после чего взяла телефонную трубку, лежавшую на стопке бумаг. Это оказался Рууд.

– Нелегко до тебя дозвониться. Ты про мобильные телефоны слышала?

– Угу. – Вероника пыталась сообразить, откуда у него этот номер. Может, она написала его в какой-нибудь анкете, когда еще только начинала работать в Центре? Например, в графе «Ближайшие родственники». Наверное, так и было.

– Что ты делаешь в Сконе? – спросил Рууд.

– Ничего особенного. Так, небольшая вылазка. – Вероника выругала себя за то, что ее взболтанные, как яичница, мозги не придумали что-нибудь получше, но Рууд, кажется, удовлетворился этим объяснением.

– У меня хорошие новости, – начал он; звук стал такой, словно он поднес трубку ближе ко рту. – Бенгт составил отчет. Его вердикт – ты можешь продолжать работать. А я сумел убедить в этом отдел кадров. Приезжай, и я расскажу больше. Вернешься в Стокгольм завтра к полудню?

– Конечно. Не проблема. – Вероника положила трубку, понимая, что ей следовало бы радоваться. Она сохранила работу, получила возможность снова увидеть Исака и одновременно удовлетворила ту часть своего внутреннего «я», которая требовала побольше горя. Горя других людей, а не того, которым был полон Баккагорден. Однако радость не приходила.

Перед ее отъездом папа приготовил ранний ужин. Они ели на кухне омлет, и Вероника чувствовала, что что-то между ними изменилось, но никак не могла понять, что именно. Ей непременно следует с этим разобраться, прежде чем уезжать отсюда.

– Я вчера была на маминой могиле, – начала она. – Очень красиво. Розы…

– М-м. – Отец кивнул, не переставая жевать.

Что еще сказать? Да что угодно, лишь бы смягчить его.

– Сколько времени вы бы сейчас были женаты? – Эти слова вырвались у нее сами собой, но, кажется, подействовали. Отец поднял глаза.

– Тринадцатое января. Тридцать шесть лет.

– Ну да… – Вероника прикусила губу: она не звонила ему в последнюю годовщину родительской свадьбы и теперь придумывала оправдание. Но внезапно на лице отца появилась улыбка.

– Накануне ночью шел снег и дул сильный ветер. Мы даже сомневались, что нам удастся вообще добраться до церкви. Дорожные машины не справлялись. Но твой дед, мамин отец, нагнал сюда трактора всех соседей. – Он покачал головой.

– Вы замерзли? – Вероника ухватилась за эту тему.

– Еще как! Мне-то во фраке было нормально. А Магдалена надела свадебное платье своей матери, тонкий шелк, так что наверняка промерзла до костей. Руки у нее стали ледяные. Но она ни разу не пожаловалась.

– А где праздновали?

– У родителей твоей мамы. Гостей было не очень много, в основном родственники. Подожди-ка… – Отец поднялся, ушел в кабинет, и Вероника услышала, как он что-то ищет.

– Вот.

Он положил на стол черно-белую фотографию. Вероника и раньше видела свадебные фото родителей, но этот снимок – впервые. Во всяком случае, она его не помнила.

Это была семейная фотография, сделанная в гостиной у бабушки с дедушкой, в Энгсгордене. Новобрачные стоят в центре, а по бокам от них – родители жениха и невесты. Вокруг – вазы с букетами.

Дедушка Ассар, строгий, сосредоточенный, стоит чуть позади мамы. Сходство между ним и дядей Харальдом, крайним справа, было заметно уже тогда. Те же глубоко посаженные глаза, мощные брови, острый нос. У бабушки вид более кроткий. Она натянуто улыбается в камеру, скулы высокие, как у мамы. И у Вероники.

Папины родители гораздо веселее. Нильсоны – типичные приветливые фермеры из Сконе, выросшие на гусятине и тортах с безе, и контраст с долговязыми, чопорными, немного высокомерными Аронсонами так и бьет в глаза.

Папа широко улыбается, в его взгляде столько счастья, что оно словно льется с фотографии. Вероника невольно улыбнулась.

Мама тоже улыбается, но в выражении ее лица есть что-то странное. Вероника не сразу поняла, в чем дело. На небольшой фотографии мамины глаза были меньше булавочной головки. Вероника всмотрелась – и узнала этот взгляд. Она видела его в зеркале и отлично знала, о чем он говорит. Ах, как нехорошо.

– Она могла выбрать любого… – пробормотал папа, и Вероника не поняла, обращается он к ней или говорит сам с собой. – Но выбрала меня.

Когда она уезжала, все было почти как всегда. Она обняла отца, поцеловала в щеку. Пообещала ехать не торопясь и позвонить, когда доберется до дому. Поднялся ветер, теплый южный ветер, и большие лопасти великанов замахали ей на прощание. Вероника оставила равнину позади.

Старый автомобиль плохо переносил жару, и меньше чем через четыре часа Веронике пришлось остановиться на автозаправке, чтобы долить воды в систему охлаждения. Папа дал ей с собой пакет с едой – заботливо приготовленные бутерброды с сыром и ветчиной – и термос кофе, так что она заодно устроила себе короткий обеденный перерыв.

Вероника надеялась, что поездка даст ей возможность обдумать события последних дней. Разобраться в собственных мыслях о человеке, который называет себя Исак. Неужели это правда Билли? Направляясь к отцу, Вероника была почти убеждена в этом. Сейчас уверенности поубавилось. Чувство, которое привело ее в Аскедален, исчезло, но вопросы остались.

Вероника понимала, как ей повезло, что она сохранила работу. Ей так не хватало терапии горя, не хватало кайфа. Самое лучшее сейчас – это сосредоточиться на групповых сессиях и терпеливо ждать Исака, который, возможно, даст ей еще несколько путеводных нитей.

Стратегия выглядела разумной; Вероника допила кофе и решила, что отдых окончен. Тут она заметила в основании термоса обрывок липкой ленты с надписью Собственность семьи Нильсон. Знакомый мамин почерк с завитушками. Липкая лента с краю немного отстала, и Вероника хотела было оторвать ее вовсе, но быстро передумала. Мама учила ее старомодному чистописанию. Учила писать красивыми буквами, совсем не похожими на те, какими полнится ее блокнот, впитывающий людские чувства. Она снова подумала про Леона, про слова, которые она написала ему и в которых теперь раскаивалась. Она надеялась, что эти слова помогут, но они подействовали противоположным образом.