Читать книгу "Всегда возвращаясь домой - Урсула Ле Гуин"

ВРЕМЯ В ДОЛИНЕ

— Как давно ваш народ живет в Долине?

— Всегда.

Но выглядит она озадаченной, отвечает не очень уверенно, ибо вопрос для нее странен. Не будете же вы спрашивать: «Как давно рыбы живут в реке? Как давно трава растет на холмах?», и не станете ожидать точного ответа, какой-то определенной даты, количества прошедших лет…

А что, если спросите? Предположим, я возьму и спрошу. И это будет не праздный вопрос. В конце концов, рыбы живут в реках только с тех пор, когда, согласно строго определенным этапам эволюции, они появились на свете. Большая часть тех трав, что растут сейчас на холмах, не росли там до 1759 года от Рождества Христова, когда в Калифорнию явились испанцы и завезли сюда овес.

И эта женщина из Долины прекрасно понимает, как ей можно напомнить о точке отсчета времени и о том, какие вопросы можно задавать и как на них следует отвечать. Однако польза самого такого вопроса и правдивость ответа на него могут показаться ей весьма относительными и отнюдь не самоочевидными. Если же мы начнем чересчур настойчиво требовать от нее каких-то там конкретных дат, она, возможно, пояснит: «Вы все время ведете речь только о начале и конце, об источнике и океане, но только не о реке, их соединяющей».

Всякая история имеет начало, середину и конец; так еще Аристотель говорил, и никто пока что не доказал, что он был не прав; с другой стороны, то, что не имеет ни начала, ни конца, а только сплошную середину,

— это и не рассказ, и не история. Но что же это такое, раз так?

Миру Европы семнадцатого века начало было положено 4400 лет назад на Ближнем Востоке; Вселенная двадцатого века была создана 24 000 000 000 лет назад где-то Там, во время чудовищного взрыва, и еще там был свет. Обе эти вселенные будут иметь свой конец; он непременно последует; в Судный День под трубный глас или же-в жидком, темном, холодном супе энтропии. Другие времена, другие страны могут иметь совсем не такие начало и конец; загляните во Всемирную Историю, в раздел Индии, и найдете там совсем иную картину. Разумеется, Долина не имеет аналогичных начал и концов; но она, похоже, вообще не имеет ни начала, ни конца. Она вся — как бы посредине.

Ну конечно, у них есть космогонические мифы! О да, это-то у них есть.

— А как племя людей пришло в Долину и стало там жить?

— Ах, это все Койотиха, — говорит она. Мы с ней сидим сейчас среди чуждой здешним местам кукурузы, в тени гигантских здешних дубов на пригорке у ручья, неподалеку от Стержня. В Синшане кипит жизнь, но все это дальше, справа от нас — и не то чтобы жизнь там была особенно бурной; просто время от времени хлопает чья-то дверь, раздается стук молотка, звучат чьи-то голоса; а вообще солнечное летнее пространство наполнено тишиной. Слева от нас, в роще и на поляне, где высятся крыши пяти хейимас, вообще ничто не движется, разве что в небесах парит коршун и меланхолично выкрикивает свое «ке-ер! ке-ер!».

— Ты же знаешь, Койотиха шла себе мимо и увидела, что из воды что-то торчит. Эта штука лежала на воде, на поверхности моря. Койотиха подумала: «Я никогда ничего подобного не видела, и мне это совсем не нравится», и стала швырять в эту штуку камни, стараясь ее потопить прежде, чем та подплывет к берегу. Но странный предмет упорно подплывал все ближе и ближе, а приплыл он с запада, и теперь, описывая круги на воде, сверкал в лучах солнца. Койотиха продолжала кидать в него комья земли и камни и вопила: «Убирайся! Уплывай прочь!» Но тут штуковина вплыла прямо в бухту, и Койотиха разглядела, что это все люди, представители человеческого племени, и что все они держатся за руки и танцуют на поверхности воды, словно какие-то водомерки. А еще они пели: «Эй! Мы идем!» Койотиха все продолжала швырять в них комья земли и камни, но они ловили их и глотали, продолжая петь. Потом они начали тонуть, проваливаться сквозь кожу воды, но к этому времени они уже миновали волноломы и оказались на мелководье, в устье Великой Реки На, так что встали на дно и продолжали идти к берегу по протокам. Пятеро из них шли по рукавам дельты Великой Реки. Койотиха испугалась и рассердилась. Она взбежала на северо-восточную гряду и подожгла там лес; потом обежала Гору-Прародительницу, добралась до Чистого Озера и заставила один из тамошних вулканов проснуться и выпустить в воздух столько пепла, что все вокруг почернело; потом она помчалась вниз, к юго-западному хребту, по пути поджигая все своим горящим хвостом, который она нарочно подпалила, когда сбегала вниз с горы, и в Низине Те, в самом центре Долины, она встретила тех самых людей, которые теперь ухе шли вверх по течению На, прямо по ее дну. Впереди полыхал пожар, над головой собрались тучи дыма и пепла, их встретили жар и тьма, и страшный ветер, полный горячей золы и вулканических газов. Все вокруг них горело, но они продолжали идти по дну реки, рассекая воду и очень медленно поднимаясь вверх по течению. Они пели:

— Эй, Койотиха, мы идем!

Ты звала нас, ты нам пела?

Эй, Койотиха, мы идем!

И тут Койотиха решила: «Не имеет смысла спорить с этими людьми. Я кормила их здешней землей и камнями, и теперь они сами стали здешними. Еще мгновение, и они выйдут из реки на сушу. Я ухожу». Она низко опустила хвост и ушла далеко в юго-западные горы, в Ущелье Медвежьего Ручья, что за Горой Синшан. Вот куда она скрылась.

Те люди вскоре действительно вышли из воды — когда устроенный Койотихой пожар погас сам собой. Долгое время им пришлось довольствоваться камнями и пеплом, землей и костями сгоревших животных да еще древесным углем. Потом снова начали вырастать леса, а еще эти люди сажали разные растения, и многие животные вернулись в Долину, и они стали жить там все вместе. Вот как племя людей появилось в здешних местах. А во всем виновата Койотиха.

За горными вершинами, высящимися над хейимас слева от нас, мелькнул краешек солнца, и его поздние лучи высветили одну глубокую складку на склоне Горы Синшан, величественной и спокойной.

Давайте не будем спрашивать мою приятельницу Т„рн, верит ли она в рассказанный ею миф. Я не знаю точно, что именно означает слово «верить» — как в ее языке, так и в моем собственном. Лучше просто поблагодарить ее за рассказ.

— Это история принадлежит Дому Змеевика, — говорит Т„рн. — Они ее в хейимас рассказывают. У Дома Синей Глины есть тоже очень похожая песня-речитатив. Они поют ее, когда поднимаются вверх по течению На, возвращаясь из очередного похода за солью. Впрочем, это тебе известно. Есть еще очень хорошая история у Дома Красного Кирпича. В ней рассказывается о том, как люди вылетали из жерл вулканов и выпадали на землю в виде дождя. Ты можешь попросить Красное Перо, она ее тебе расскажет.

Так мы и поступили. Красное Перо мы нашли не сразу, дома ее не оказалось.

— Бабушка, верно, в хейимас ушла, — сказала нам ее внучка; их и наше слово «верно» в данном случае обозначает как раз неуверенность или нежелание говорить определенно. Внучка предложила нам зайти еще раз вечером. И действительно, вечером старая женщина была уже дома, сидела на балконе и лущила бобы.