Читать книгу "Мы же взрослые люди - Юлия Гурина"

– Уж пожалуйста.

– Ну ладно, если будет что нужно – звони. Мирись с Ильей поскорее. И помни, что СПИДа не существует.

Мама свингер, что ж такого?

Но все это было днем. А вечером они устроили ужин. Ринат сходил в магазин, купил деликатесов. Достал сервиз из серванта, которым за все время ни разу не пользовались. Было в этом что‑то глубоко абсурдное. На их жизни упали деревья с корнем. Все искорежено, крышу у дома сорвало, окна вылетели, а они сидят за столом и едят из немецкого сервиза для особых случаев. Торжественная осетрина лежит на столе, нарезанная на полосочки. И просекко в ведре для льда (Диля хранила в нем кухонные тряпочки, а тут пригодилось по назначению наконец‑то). Никому не хочется просекко, в бокалах оно уже нагрелось и вяло выбрасывает последние пузырьки газа. Где‑то Богдан засыпает в своей кроватке, какую он надел пижаму? Вчерашнюю или новую, с планетами, которые светятся в темноте? Как там Алина? Бабушка ей обычно отводит отдельную комнату и разрешает звать подруг. Неужели все, что было вчера – правда? Нина вспомнила руку мужа на своих волосах и черные плиточки лестничной клетки.

И вот они сидят друг напротив друга. Ринат улыбается теплой улыбкой. И сквозь его возраст видно того простого мальчишку.

– Знаешь, что я думаю, Нина? Что мы с тобой встретились только сейчас.

– То есть?

– Настоящая встреча. Люди общаются друг с другом и так и не встречаются. Мне что‑то надо, я иду и получаю это от человека. В этот момент я больше вижу то, что мне надо. Или от меня чего‑то хотят, и я в этот момент вижу не человека, а то желание, которое от меня хотят. Понимаешь, о чем я? И часто, чем дольше знаешь человека, тем больше он похож на стекло, сквозь которое ты что‑то видишь или на котором ты пишешь. Но иногда… Иногда случается настоящая встреча. Такая, когда ты вдруг понимаешь, что есть другой человек. И ты видишь его.

Ринат говорил сбивчиво и возбужденно. Он был взбудоражен. Просекко в бокалах выпустило последние два пузырика. С ведерка для шампанского капли стекали на стол.

– Мне кажется, я понимаю тебя. И так странно, что ты говоришь это сейчас, когда я пришла к тебе среди ночи. Ведь, получается, что мне от тебя кучу всего надо. Жилье как минимум… – У Нины загорелись щеки, она обхватила их руками и облокотилась на стол.

– Но для того, чтобы прийти… – Ринат замялся, подыскивая слова. – Именно в этом случае для того, чтобы прийти, ты должна была увидеть меня. И вот у нас с тобой встреча. Без суеты, без необходимости следовать тупо какому‑то сценарию. Мне достаточно просто видеть тебя. Видеть, что ты есть.

– Спасибо тебе, Ринат. Спасибо, что ты есть.

Они сидели друг напротив друга. Обычные люди. Одинокие и родные. Чужие и близкие. В неизвестности кухни.

Угощения нетронутыми лежали на тарелках. На кухню пришло спокойное молчание. Бывают моменты, когда не надо разговаривать. И в тишину приходят разные мысли. Разные субличности начинают вести внутреннюю беседу.

– Ты веришь в жизнь после смерти? – внезапно Ринат нарушил тишину.

– Наверное да. А ты?

– Мне не верится, что на этом все кончается. Но, наверное, кончается все-таки в буквальном смысле. Остаются только воспоминания о нас. Или дети. Воспоминания и дети – и есть наша жизнь после смерти.

– Как это грустно и безнадежно, – Нина поднялась со стула и положила в мойку две их тарелки.

– Почему, наоборот же. – Ринат выпил свой бокал дохлого просекко залпом.

– В этом нет тебя, только какие‑то осколки. А я во все верю: и в переселение души, и в ад, и в рай. И в привидения. Мне кажется, что все это существует в зависимости от твоей веры. И в свои верования ты и окунаешься после смерти, – Нина взяла свой бокал просекко, сделала глоток, а остальное вылила в раковину.

– Поясни, мне интересно.

– После смерти твое сознание уходит в само себя. В свой собственный, придуманный им же самим мир. Придуманный или понятый. И там летит в бесконечности своих верований. Вечность с самим собой.

– А если придумать, что там есть другие существа? – Ринат поставил свой бокал в мойку к тарелкам и бокалу Нины.

– Значит, будут другие существа, но они все равно плод сознания. Кино, которое ты снимаешь в течение жизни, чтобы увидеть его после смерти. – Нина продолжала складывать грязную посуду в раковину, в раковине вырастал Вавилон. Нина включила воду, и в Вавилоне пошел дождь.

– Творческий подход к смерти. Но мне свой про детей ближе. Не хочу ничего придумывать, чтобы смотреть вечность. Еще одна вечность в иллюзии меня не привлекает. – Ринат убрал со стола доску с недоеденным сыром и салат. – Вот моя версия смерти, – Ринат указал на опустевший стол. – Здесь был ужин, а теперь его нет. Но есть воспоминание о нем. Пища превратилась в энергию наших тел. Дала продолжение жизни. А твоя жизнь после смерти вот там – в мойке.

Нина как раз поставила сверху на посуду доску и салатницу. Вся конструкция немного пошатнулась. И в Вавилоне снова пошел дождь.

Нина смотрела то на стол, то на раковину, искала слова для ответной реплики. Но вместо ответа она вернулась к Ринату и села за стол. Улыбнулась.

– Ты знаешь, я раньше фантазировала: вот если бы можно было в одном моменте застрять навечно. Как будто есть такая опция. Тебе говорят: ты ведешь себя хорошо, поэтому мы можем тебе устроить вечную кому, в которой ты будешь постоянно пребывать в каком‑то уже пережитом моменте жизни. Это воспоминание находят в голове и замыкают так, что оно у тебя бесконечно повторяется. Какой момент выбрала бы я? Я думала про это иногда. Сортировала свои самые хорошие воспоминания. Какое‑то время назад мне казалось, что я нашла его. А ты какой бы выбрал момент?

– Я бы какой-нибудь спокойный выбрал. Например, когда я сплю крепко и мне снятся разные сны. То, что сходу приходит. А ты что бы выбрала?

– Я перебирала разные моменты. Мне бы хотелось те, когда я максимально чувствую жизнь. Когда все ощущения на максимуме. Одним из вариантов был тот лифт. После дачи. Когда мы с тобой вдвоем поднимались. Но сейчас он уже не подходит. Сейчас надо заново искать.

– Почему не подходит?

– Слишком много уже другого связано с тем лифтом. Слишком много боли.

ЛЮБОЙ ВОПРОС

За три недели до письма

– Я могу задать любой вопрос?

Нина молчала, замерев как струна.

– А давай. Но я потом тоже задам любой вопрос. Ок?

– Хорошо. Договорились. Итак. Я спрашиваю?

– Угу.

– Почему ты в меня влюбилась? Тогда летом.

– Хм. Так сложно ответить. Особенно после всего, что успело случиться после.

– На то и игра, что простой вопрос не задашь. Постарайся честно ответить.