Читать книгу "Утерянное Евангелие. Книга 2 - Константин Стогний"

Мужчина левой рукой натянул тетиву на готский лук, склеенный из нескольких кусков дерева и усиленный дополнительными костяными накладками. Такая конструкция позволяла поражать цель на очень больших расстояниях и использовать крупные тяжелые наконечники стрел, пробивающие любые доспехи. Юноша оставил раненому воину всю поклажу вместе с камнем святого Климента, взял лук со стрелами и налегке углубился в бурьян, к воде, куда на вечерней зорьке должны были слетаться жирные осенние утки.

Хильдибрандр старался подкрадываться к месту засады бесшумно, приготовив к выстрелу лук на случай, если все же спугнет невидимую крякву. И тут он его увидел… В призрачном вечернем свете, в гуще камышей сидело сказочное существо: большой, размером с гуся, селезень, окрашенный в самые различные оттенки зеленого — яшмовый, малахитовый и травянистый, с большим черным плоским клювом. Селезень плавал в небольшом оконце воды. На глазах у охотника он вытянул свою украшенную изумрудными перьями шею и начал спокойно копошиться в илистой воде.

Когда монах подкрался на расстояние верного выстрела, селезень окинул его надменным взглядом своих маленьких, в золотистых крапинках глаз. Юноша глядел на него как зачарованный, пока шаги за спиной не заставили его резко обернуться. Оказывается, викинги во главе с Сигурдом настигли его самого. Стрела, предназначавшаяся селезню, впилась в левый глаз старого воеводы, и тот рухнул замертво.

Монах бросился наутек под защиту своего проводника. Витигес был уже наготове.

— Беги, беги дальше, я их задержу! — только и успел он выкрикнуть.

За монахом побежал Громол, а норвеги закружились в смертельном танце с умелым, но раненым готом. Первым скрестил с ним меч Олаф и тут же нанес удар кулаком в грудь гота. Тот скрючился от боли, однако неожиданным приемом левой рукой сумел выбить меч у Трюггвасона. Подскочивший Хальфредр топором подрубил готу ногу, и тот пал на колени в объятья Олафа. Королевич пырнул его кинжалом, затем подобрал выбитый меч дамасской стали и для верности снес умирающему голову.

Скальд нашел в пожитках убитого кожаную суму с черным обсидианом размером с киевский кирпич-плинфу. Он подошел к Олафу и бросил трофей ему под ноги. Трюггвасон опустился на колени и достал из ветхой кожи камень святого Климента. Руки его слегка тряслись. Они держали то, о чем ему с самого раннего детства рассказывал его нянька и учитель грек Буртси.

— Вот она, сила готов, — сказал норвежец, протирая камень, чтобы тот еще сильнее заблестел в лучах заката. — Подголовный камень Христа.

Олаф приложил его к уху, но никакого голоса не услышал. Приложил к другому с таким же эффектом.

— Ты ничего там не слышишь, сынок? — спросил Хальфредр. — Не важно, ведь ты получил свой трофей.

— Я теперь вижу его красоту… его силу… — запинаясь, ответил Олаф.

— Прости, сынок, — с сожалением покачал головой бывалый Скальд. — Прости, что сомневался в тебе после поражения в войне со Свеном Вилобородым. Ты будешь королем!

Хальфредр Беспокойный распростер объятья сыну своего покойного конунга Трюггви и своей жены Астрид:

— Позволь обнять тебя, будущий король Норвегии Олаф Трюггвасон!

Они крепко обнялись.

— Столько крови пролилось из-за этого камня, — прошептал Олаф и заплакал. — Мы возвращаемся в Херсонес, слишком много людей погибло из-за этого безумия. А что делать с монахом?

— А что с ним? — недоуменно спросил Скальд. — Если Громол его опять не поймает, пацан не протянет и дня в этих горах. Оставим его волкам!

…Громол в это время бродил между деревьев с топором наготове. Хильдибрандр зашел ему за спину и, натянув тетиву, улучал момент для точного выстрела. Но рус был опытным бойцом и двигался так, что выстрелить наверняка у юноши не получалось. Наконец он устал держать тетиву в натянутом положении и решился. Стрела, свистнув, воткнулась в спину Громола с левой стороны, но кольчуга не дала ей проникнуть глубоко.

Рус вскрикнул, мгновенно развернулся и бросился бежать навстречу лучнику, пока тот не послал еще одну стрелу. Но для второго удачного выстрела юному готу недостало опыта. Громол опрокинул его на спину сильным пинком в грудь. Потом сел на него сверху и пообещал на ухо со зловещей улыбкой:

— Ты будешь страдать, прежде чем встретишься со своим Христом.

Рус тут же пожалел, что недооценил мальца, потому что тот вцепился зубами ему в глотку и вырвал здоровенный кусок кожи с мясом. Кровь из горла Громола так и хлынула на лицо придавленного монаха.

— И все это из-за какого-то камня?! — закричал рус, зажав рану на шее рукой. — Как вышло, что он имеет такую власть над людьми? Почему он превращает людей в безумцев? Слово вашего бога не имеет никакой власти!

Громол нащупал рукой топор. Он чувствовал, что теряет силы, поэтому решил просто пробить готу голову.

— Ну и где же сейчас твой бог? — издевательски спросил он у своей жертвы и замахнулся.

Нанести удар своим топором Громолу помешал другой — тапр-окс, прилетевший из руки Олафа.

— О-о-о-х-х-х-х, — прохрипел киевский дружинник с одним топором в руке, а другим в спине, и завалился набок.

— Давно у меня чесались руки отомстить тебе за смерть Торгисля, — процедил сквозь зубы норвежец.

Он пинком отшвырнул труп Громола с монаха, протянул тому руку и помог подняться на ноги.

— Ты хранитель камня святого Климента? — спросил норвежец.

— Да, — подтвердил юноша, протирая глазницы от натекшей крови.

— Как тебя зовут?

— Хильдибрандр Инкерманский, — представился гот своему спасителю.

— Будешь и дальше хранить этот камень, пока я не завоюю свое королевство, — сказал Олаф. — Но не в Доросе, а в Киеве. Это тоже христианское княжество, только гораздо надежнее готского.

* * *

Монах Инкерманского монастыря научил киевского князя разговаривать с голосом Иисуса из камня святого Климента. Владимир отказался от притязаний на византийский престол. Из Херсонеса он вернулся обустраивать «третий Рим» — землю Русскую. А камень стал хранить в Десятинной церкви, которую построил на месте дома Торгисля и Улиты. Для этого же храма он издал первый русский письменный закон — Устав церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы.

Глава 20

Вииль-Ваал — предводитель нищих

Вииль-Ваал оказался совсем не похожим на своего брата Хуура — Аворебзака. Он больше смахивал на внучатого племянника. Мужчина лет тридцати — тридцати пяти, властный, рассудительный, но, судя по лицу и мимике, не очень умный, восседал на небольшой возвышенности неподалеку от своего жилища — мундулло.

— Хуур? Ты сказал Хуур? — насупился Вииль-Ваал, черты лица которого были ближе к негроидной расе. — Наш белый гость дружит с духами зла?[21]