Читать книгу "Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте - Милтон Шульман"

«Я только что провел важное совещание с верховным командованием. Ситуация к югу от Кана стабилизировалась и не привела к последствиям, которых мы опасались. Я предлагаю не отказываться от мысли о наступлении. Однако это наступление должно быть тщательно и без спешки подготовлено. Танковые части генерала Эбербаха подчиняются вам... Мы должны бросить в наступление все войска, которые у нас есть. Я считаю невозможным начать операцию раньше чем послезавтра...»

Утром 10 августа в том же журнале записано еще одно обращение фон Клюге к начальнику штаба 7-й армии:

«Согласно директивам верховного главнокомандования, подготовку не следует проводить наспех. Сейчас невозможно назвать дату подхода подкреплений... Я сообщу детали плана, когда приеду к вам завтра в полдень...»

Таким образом сложилась невероятная ситуация: мощная военная сила из почти двадцати дивизий блаженно планирует наступление в то время, когда враг деловито вьет петлю для ее удушения. Когда генерал Эйзенхауэр понял, что фон Клюге не намерен отступать, хотя американские танки 9 августа захватили Ле-Ман милях в пятидесяти к востоку от немецких позиций, следующий шаг стал очевиден. Войска генерала Брэдли, продвигавшиеся к Сене, остановили и приказали им повернуть на север к Аржантану, соединиться там с канадцами, наступающими к югу от Фалеза, и замкнуть кольцо вокруг попусту тративших время немцев. Большинство немецких командующих разглядели опасность этого маневра союзников. Когда 10 августа фон Клюге приказал Дитриху, командиру 5-й танковой армии, продолжить наступление на Авранш, Дитрих яростно запротестовал:

«Я предупреждал фельдмаршала, что канадцев остановили на реке Льезон ненадолго. Как только они возобновят наступление, мы не сможем удерживать Фалез больше одного-двух дней. Хауссер из 7-й армии и Эбербах, командир танковой группы, также убеждали фон Клюге отменить наступление и отступить. Но фельдмаршал уже получил новый приказ из Берлина, требовавший наступать. Только одного человека следует винить за этот идиотский, невыполнимый приказ, и этот безумец – Адольф Гитлер. Мы не могли не выполнить приказ фюрера. Выбора у нас не было».

Вместо наступления немцев последовало наступление союзников. Страницы журнала телефонных переговоров 7-й армии за 11 и 12 августа пестрят новостями о собственных отступлениях и просачиваниях противника. Такие записи: «Враг атаковал по всему фронту... наши войска слишком слабы... враг наступает крупными силами... враг прорвал линию фронта» – возвестили о полном развале немецкой линии фронта. Генерал Варлимонт, увидев собственными глазами неудачи первых боев, вернулся в ставку Гитлера, расположенную теперь в Восточной Пруссии, с дурными новостями.

Варлимонт рассказал:

«Гитлер слушал меня почти час. Когда я попытался объяснить, что были приложены все усилия для достижения успеха, он сказал: «Фон Клюге сделал это нарочно. Он хотел доказать мне, что все мои приказы невыполнимы!»

13 августа немецкие войска в Нормандии получили наконец разрешение отойти за Сену. Слишком поздно! 14 августа канадцы возобновили наступление на Фалез, а американцы вышли к окраинам Аржантана. Союзникам необходимо было пройти 25 миль, чтобы захлопнуть мышеловку, а немцам предстояло преодолеть 35 миль, чтобы избежать окружения. Гонка началась.

Однако фельдмаршалу фон Клюге не простили поражения. В разгар его отчаянных усилий вывести войска из Фалезского «котла» из СССР ему на смену прибыл Модель. Он стал третьим главнокомандующим на западе всего за три месяца, прошедшие после высадки союзного десанта в Нормандии. Фон Клюге не выдержал нервного напряжения борьбы с Эйзенхауэром и Гитлером и унизительной отставки. К тому же он подозревал, что его вызвали в Берлин для допроса по заговору 20 июля. Видимо, это повлияло на его решение покончить с собой. Когда самолет, на котором фельдмаршал летел в Германию, прибыл в Мец, фон Клюге был уже мертв. 18 августа он написал письмо, в котором объяснял причины своего самоубийства. В этом документе отразились фатализм, беспомощность, мелочность, растерянность, страх и дисциплинированность, властвовавшие над типичным представителем немецкого офицерского корпуса. Приведем это письмо:

«Мой фюрер,

фельдмаршал Модель вручил мне вчера ваш приказ, отстраняющий меня от командования войсками на западе и группой армий «Б». Очевидно, моя отставка вызвана провалом танкового наступления на Авранш, что не позволило закрыть брешь и пробиться к морю. Таким образом подтверждается моя «вина» как главнокомандующего.

Позвольте мне, мой фюрер, со всем уважением к вам выразить мою точку зрения. Когда обергруппенфюрер (генерал-полковник) Зепп Дитрих, которого я за эти последние трудные недели хорошо узнал и стал уважать как смелого и неподкупного человека, передаст вам это письмо, я уже буду мертв. Я не могу вынести упрека в том, что проиграл сражение на западе из-за ошибочной стратегии, и мне нечем защищаться. Поэтому я решил остаться там, где уже лежат тысячи моих товарищей. Я никогда не боялся смерти. Жизнь больше ничего не значит для меня, к тому же я фигурирую в списке военных преступников.

Что касается моей вины, я могу сказать следующее:

1. Из-за предыдущих сражений танковые дивизии были слишком слабы для обеспечения победы. Даже если бы каким-то образом удалось увеличить их ударную силу, они никогда не дошли бы до моря, несмотря на некоторые промежуточные успехи. Единственной почти укомплектованной дивизией была 2-я танковая. Однако ее успехи ни в коей мере не могут быть мерилом для других танковых дивизий.

2. Даже если предположить, что можно было вовремя дойти до Авранша и закрыть брешь, все равно нельзя было устранить опасность, угрожавшую группе армий, только немного отсрочить ее. Дальнейшее (согласно приказу) проникновение наших танковых дивизий на север, их соединение с другими частями для контрнаступления и изменения сложившейся ситуации было абсолютно невозможно. Все, кто знал истинное состояние наших войск, особенно пехотных дивизий, без колебаний согласятся с тем, что я прав. Ваш приказ основывался на несуществующей ситуации. Когда я прочитал этот важнейший приказ, у меня сразу сложилось впечатление, что эта блестящая и дерзкая военная операция вошла бы в историю, но, к сожалению, осуществить ее не представлялось возможным, за что отвечать пришлось бы командующему армиями.

Я сделал все, что мог, чтобы выполнить ваш приказ. Я признаю, что было полезнее выждать еще один день, прежде чем начинать наступление. Но в корне это ничего бы не изменило. Я твердо убежден в том, и это убеждение я уношу с собой в могилу, что в сложившихся обстоятельствах ничего нельзя было изменить. На южном фланге группы армий союзники сосредоточили слишком мощные силы. Даже если бы мы окружили их под Авраншем, они легко снабжались бы с воздуха и получали подкрепления от войск, хлынувших в Бретань. Наша собственная линия обороны так ослабла, что долго удерживать ее мы не смогли бы; тем более, что англо-американские войска атаковали ее в лоб, а не через брешь у Авранша с юга. Когда я, вопреки собственному мнению, согласился с предложением командующих танковой группы и 7-й армии быстро нанести удар, то потому, что все мы знали положение северного фронта этой армии и больше не верили в его прочность. К тому же противник совершал окружной маневр на юге. Ситуация требовала немедленных действий. Что касается положения в воздухе, полностью исключавшего бои в дневное время, то и здесь надежды на успех были ничтожно малы. До сего момента погода оставалась ясной, и прогноз не предвещал изменений.