Читать книгу "Епистинья Степанова - Виктор Конов"

Я все же удивляюсь тобой, как может человек с таким образованием, культурный, не разобравшись ни в чем, писать и называть подлецом и другими подобными словами ни с сего ни с того, как с за угла кирпичом, писала вначале как будто письмо, а потом упреки разного рода — к чему?

Пишу и объясняю.

Письма от тебя, о котором ты упоминаешь, я не получал, а поэтому незнаком с ним и поэтому не писал тебе ответа.

Я был больной и сейчас тоже. Чем — рассказываю: играли футбольный матч и при игре свернул ногу — получилось растяжение сухожилия и сейчас еще кривундяю. Из-за этого не выехал к тебе — ясно, хочешь верь, хочешь как хочешь, дело твое, больше писать и доказывать об этом не буду, так как тебя агитировать нечего, вполне самостоятельно можешь разобраться, и теперь уже поездку я отложил на отпуск, который получу числа 5—10 августа, думаю тогда побыть у тебя побольше и поговорить, а м. б. и разрешить волнующие тебя вопросы. В отношении того, что ты пишешь, что ты со мной можешь поступать как с подлецом, отвечаю — можешь поступать и так, сколько тебе угодно, ведь ты человек и то, что ты думаешь делать и считаешь по-своему правильным, значить, делай, я тебе препятствовать не могу — по-моему так. Только мне кажется, я этого не заслуживаю, и так меня называть, мне кажется, излишне, а в общем, ты можешь меня называть и уже назвала, как хочешь, сколько хочешь, если ты для себя это допускаешь и считаешь это необходимым. Запретить тебе говорить, что ты хочешь, таких полномочий не имею.

В отношении того, что ты меня ненавидишь — как ты пишешь в письме своем, я хотел бы ответить твоей поговоркой — «насильно мил не будешь» — не знаю, почему ты меня сразу сненавидела. В отношении дочки: ты знаешь, я маленьких не люблю, а приеду в августе, она будет уже большая, работу бросать в ущерб себя, притом на 1–2 дня, нет смысла, есть возможность побыть больше, это будет в отпуску.

В отношении Козлова я хотел тебя поправить, что он не наш, а пособник врагам, поэтому и он враг, и, стало быть, называть нашим не следует — твоя грубая ошибка, надо писать обдуманно, а поэтому писать о ихнем существовании я не хочу и не буду.

Что мне нравится из письма это то, что ты пишешь о своей учебе, приветствую за успехи, маладец, за это привезу конфетку.

В отношении дочки напрасно у тебя такие мнения. Пусть живет себе, выздоравливает, ты ее там устрой, лучше в ясли сдай, чтобы и тебе она не мешала во время занятий.

В отношении того, как ты выражаешься, моей клячи, могу откровенно сказать, от этого я оторвался, ни чего ни каких клячь не имею, хотя они и попадаются, но некогда (конечно ты, может быть, не поверишь, но это опять-таки дело твое).

Работают все на старом месте, я временно переведен на другую работу. Бывшего зав. отделом политучебы сняли с работы за политическую беспечность.

Все.

7. VII. — 37 г. И. Степанов».

Что же к этому времени произошло в отношениях Вани и Ольги, что так обострило их?

Ваня поначалу обрадованно и доверчиво потянулся к умной, начитанной, разбиравшейся лучше его в происходящем Ольге. Она, конечно же, чувствовала превосходство, главенство в их отношениях. Но Ольга, очевидно, решила, что так будет всегда: она умнее, образованнее, он со своими семью классами будет преданно слушать ее. У Вани же, со всей его добротой и мягкостью, характер был вполне мужской, и он не мог быть тихим подкаблучником.

Физический недостаток сказывался на характере Ольги, настроение ее было неровным, она бывала и раздражительной, и недоверчивой, и подозрительной.

Ваню и Ольгу многое связывало: и дочь, и попытки разобраться в происходящем, боль за это. Но многое и разделяло… Их отношения в это время — это дружба-соперничество двух молодых людей. Была ли любовь? Видимо, была. Но не трепетная, юношеская, поэтичная, а взрослая, житейская.

Особенно интересно второе письмо, написанное в том же 1937 году.

«Здорово, Оля!

Получивши твое письмо, я читал два раза с целью лучше узнать его тайну и вообще в целом, так как оно почему-то мне показалось не понятным.

После этого письма мне бы хотелось встретиться с тобой и поговорить, так как письмом всего не описать, но постараюсь подробнее остановиться на всех своих доводах.

1. Да, я сказал, что я комсомолец и потому жить буду, и ты правильно поняла это, но я прошу понять тебя следующее: ты прекрасно знаешь (о чем доказательств не требуется), что я тебя не любил и не люблю, а только уважаю и если бы я еще набрался нахальства сказать, что я тебя люблю, а на душе было бы обратное. Неужели для тебя было бы лучше? Неужели ты этому поверила бы? Ведь это был бы обман! ложь!

Я сказал честно, имея в виду следующее: у меня есть дочь, которую я люблю и которая связывает меня с тобой, я комсомолец, которой должен показывать образцы жизни.

2. Во втором пункте я хотел и пишу о себе, так как тобою поставленные вопросы касаются лично меня как человека. Я имею в виду твои слова из письма: «Ведь ты без образования, и тех детей, что у нас есть и будут, надо кормить, воспитывать, а для этого надо иметь кусок хлеба, а у тебя его еще нет, как это ни досадно и ни обидно». — Кажется ясно и понятно написано, а раз понятно, начнем разбирать и раскладывать как говорят на множители. Я обещал рассматривать с политической точки зрения — обратимся к ней.

ВО-ПЕРВЫХ: Мы живем в стране Социализма, где существует правило — кто трудится, тот ест. Я кажется называюсь трудящимся, а стало быть и имею свой кусок хлеба, и с таким как у меня образованием и равной как у меня работе, у нас людей если не большинство, то 50 %, и значит они сидят без куска хлеба, тем более те, которые имеют семьи, по-твоему они голодуют. Спрашивается, есть это у нас в стране? Конечно нету. Права ты, так говоря? Нет, не права. Ведь ты читаешь газеты, где все трудящиеся пишут: колхозники, рабочие и служащие — Спасибо товарищу Сталину за счастливую, радостную и зажиточную жизнь! Одно это опровергает и показывает, насколько ты, Оля, не правильно разбираешься в жизни и не правильно судишь меня, а значит и людей таких как я.

И ВО-ВТОРЫХ. Если ты сказала это в косвенном виде (только такие вещи в косвенном виде не говорят, при том люди с таким образованием, тебе, Оля, непростительно, ты не маленькая и уже кое в чем разбираешься), то я и тогда покажу, что я не живу еще зажиточно или просто хорошо, и на это могу ответить. Я, как тебе известно, комсомолец, и это достоинство ценю, меня комсомол воспитал и многому научил, за что я конечно отблагодарю, я вступал в комсомол ни с целью наживы и шкурничества, я знаю хорошо устав — и программы — комсомолец обязан, если это нужно, положить все силы, а если понадобится, то жизнь. Я хочу стать настоящим комсомольцем, а потом и партийцем, комсомольцем без кавычек, преданным своей Родине и великому Сталину.

…Да, конечно получал я низкую зарплату 120–250, но можно и на такой жить не так уж плохо как ты пишешь…

Я допускаю то, что пусть ты и будешь получать больше на 100–200 рублей, но разве это главное между молодыми людьми? Разве за это следует вести спор, это я называю не жизнью, а борьбой за рублики, причем борьбой бессмысленной, никому не нужной. Я получал меньше, но борьбы такой не вел и вести не буду. Это чепуха. Я хочу жить и быть полезным нашему обществу и не буду жить ради себя…