Читать книгу "Филантропия в Америке - Фридрих Фурман"

Возросшие масштабы прямого и косвенного финансирования правительством бесприбыльных организаций привлекли в третий сектор многие частные организации, и особенно много из здравоохранения и образования, не говоря уже о сфере социальных услуг. Пользуясь упомянутым выше упорядочением налогового законодательства и его выгодами, все они поспешили приобрести бесприбыльный налоговый статус.

***

Однако получив в той или иной форме поддержку своей деятельности властями, бесприбыльные организации стали требовать и большего участия в разработке и реализации публичной политики. В прошлом меры социальной защиты тех или иных групп населения и выполнение общенациональных программ с участием правительства проводились через традиционные профессиональные ассоциации. Теперь их место стали занимать массовые членские ассоциации с бесприбыльным статусом. То, что этот статус позволяет снижать налог на доход также и донорам, делает эти ассоциации привлекательными для пожертвований любых размеров – от десятков и сотен долларов до многих миллионов долларов. Как со стороны практически всех филантропических фондов и корпораций, так и со стороны множества частных доноров. Возникающие в итоге этого сотрудничества общность интересов и разнообразные связи стали важным фактором в формировании самостоятельного бесприбыльного сектора.

У этой тенденции выявилась и другая сторона. Ранее профессиональные ассоциации, продвигая свои социальные цели, были для правительства, не предоставляющего им ни льгот, ни субсидий, внешней, действительно независимой силой. В послевоенный период бесприбыльные организации и их ассоциации все больше становятся «игроками» на том же самом организационном поле публичной политики. Они нередко становятся продолжением правительства, образно говоря, его «длинной рукой» в разработке и реализации этой политики.

В 30-е годы сотрудничество правительства Рузвельта с институтом Брукингса, приведшее к созданию американской системы социального страхования (Social Security), было одним из немногих исключений. К концу 50-х годов подобное сотрудничество становится обычным для многих бесприбыльных организаций. Федеральные власти регулярно заключают контракты с аналитическими центрами (think tanks), имеющими бесприбыльный статус, на разработку всех аспектов политики и техническое обслуживание ее реализации. А на индивидуальном уровне профессиональная карьера могла продвигать людей из университетов и корпораций в грантодающие фонды или в правительственные агентства и в штат Конгресса, а нередко и на его выборные должности.

***

Умение крупных фондов, других бесприбыльных организаций и их супербогатых доноров эффективно использовать лазейки льготного налогообложения для не всегда заслуженного освобождения от налогов вызвали в конце 50-х годов новую волну их публичной критики и расследований Конгресса.

Когда в 1959 году в Сенат поступил инициированный фондами и их донорами законопроект, предлагавший дальнейший рост налоговых льгот для особо крупных пожертвований, группа сенаторов заявила об «угрозе восстания» среднего класса, недовольного растущим неравенством налогового бремени.

В 1961 году эстафету протестов подхватил Райт Патман (Wright Patman), конгрессмен-демократ с популистской репутацией борца за справедливость. Его выступления в Палате представителей с рядом речей, разоблачающих налоговые злоупотребления фондов, получили широкую огласку в прессе и дали повод для начала новой серии расследований и слушаний всех аспектов деятельности фондов. Так же, как и налогового законодательства в целом. Хотя на этот раз ведущей темой дебатов была экономика фондов, нашлись желающие вновь обвинить их во вмешательстве в публичную политику, несовместимом, мол, с льготным налоговым статусом частных организаций.

В свою очередь, лидеры и адвокаты фондов, заняв на слушаниях круговую оборону, не уставали, ссылаясь на А. Токвиля и других классиков социологии, защищать добровольческие ассоциации и филантропию как квинтэссенцию американской демократии. И отвергать право государства вмешиваться в прерогативы ее организаций. Однако в эпоху, когда налоговая политика разрабатывалась в терминах публичных финансов и требовала не только социального равновесия, но и экономической целесообразности, ссылки на впечатления и аргументы Токвиля уже были несостоятельны.

В конечном счете, стала неизбежной проведённая несколько лет спустя – в 1969 году, уже при президенте Р. Никсоне – новая налоговая реформа, лишившая фонды прежней свободы действий. Она ввела ограничения контроля доноров над фондами, и, значит, возможностей корыстных финансовых сделок между ними (эти акты объединили термином self-dealing, означающим сделки в интересах стороны-инициатора), поставила под контроль практику инвестирования и текущих выплат, проводимых фондами, и потребовала представления ими годовых финансовых отчетов.

Однако полное решение противоречивых проблем фондов на этом этапе так и не было достигнуто. С одной стороны, ограничительные меры налоговой реформы не были столь драконовскими, как ожидали, а с другой – атаки на них продолжались и в прессе, и в Конгрессе. В то же время быстро растущие числом и влиянием организации независимого сектора требовали законодательного признания своей роли в публичной политике и своего места в меняющейся структуре публичных финансов.

Стала очевидной необходимость в достижении очередного социального и политического компромисса, из множества которых, как известно, соткана вся американская социальная история. Требовалось, наконец, формальное (правовое) признание общественностью и государством разрастающегося небывалыми темпами конгломерата бесприбыльных организаций в качестве независимого. или третьего сектора экономики и общества.

9. Зигзаги развития третьего сектора: 1960—2012

Третий сектор получает формальное признание

Это ключевое событие в современной истории американской филантропии случилось в 60—70-е годы и тесно связано с именем и деятельностью Джона Д. Рокфеллера-младшего (John Davison Rockefeller III, 1906–1978). Или как часто пишут, Рокфеллера 3-го – выдающегося филантропа из третьего поколения знаменитого семейства Рокфеллеров.

В 60-е годы он возглавлял фонд Рокфеллера, опекавший солидную сеть филантропических учреждений, основанных его дедом, отцом и им самим. Имея большой, и нередко печальный, опыт взаимоотношений труда и капитала в семейном энергетическом бизнесе, будучи опытным социальным политиком, обладая в то же время почти непререкаемым деловым и моральным авторитетом, он единственный из всех лидеров крупных фондов признал на слушаниях в Конгрессе нужду в серьезном реформировании «Большой филантропии».

Рокфеллер считал, что, лишь очистив ее от злоупотреблений, можно будет отвести от нее необоснованные обвинения. Вместе с тем он полагал, что настала пора ответить на накатывающуюся волна за волной, часто беспочвенную, популистскую критику филантропии и опекаемых ею бесприбыльных организаций всесторонним и глубоким обоснованием их существования в обществе и права на налоговые привилегии. Это было тем более необходимо, что казавшиеся жесткими меры налоговой реформы 1969 года не дали желаемого результата.