Читать книгу "Нет блага на войне - Марк Солонин"

Заслуживает серьезного изучения вопрос о географических и временных рамках санкционированного сверху террора против гражданского населения Германии. Есть основания предположить (еще раз повторю, что в настоящий момент у меня есть лишь вопрос, но нет ответа на него), что с выходом наступающей Красной Армии на территорию будущей ГДР бесчинства резко пошли на убыль. По крайней мере, в упомянутой выше книге И. Гофмана все эпизоды массовых убийств происходят в Пруссии, Померании и Силезии, т. е. на территориях, подлежащих аннексии. В Берлине (на глазах офицеров западных союзников и иностранных корреспондентов) «жажда мщения» ограничилась всего лишь повальным мародерством и изнасилованиями.

Стоит отметить и тот факт, что 14 апреля 1945 г., т. е. за два дня до начала Берлинской операции (наступления Красной Армии от берегов Одера на Берлин), в газете «Правда» появилась знаменитая статья «Товарищ Эренбург упрощает», опубликованная за подписью начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКЛ(б) Г. Александрова. Стиль и язык статьи (с характерными сталинскими повторами, вопросами-ответами) позволяет с большой долей вероятности предположить, что товарищ Сталин как минимум продиктовал Александрову основные тезисы статьи (если только не написал ее сам). И если об авторстве директивной (а только так и могла восприниматься в сталинском СССР статья, опубликованная в центральном печатном органе ЦК партии) еще можно спорить, то под Директивой Ставки ВГК № 11 072 от 20 апреля 1945 г. стоит вполне отчетливая подпись Сталина.

Директива Ставки была адресована «командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов», но не командованию 3-го и 2-го Белорусских фронтов, ведущих боевые действия в Восточной Пруссии и Померании!

Едва ли два фронта были упущены по забывчивости… Постановляющая часть Директивы № 11 072 гласит:

«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

Потребуйте изменить отношение (выделено мной. — М.С.) к немцам, как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше. Жесткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.

В районах Германии к западу от линии устье реки Одер, Фюрстенберг, далее река Нейсе (западнее) создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров — немцев.

Рядовых членов национал-социалистической партии, если они лояльно относятся к Красной Армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.

Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами.

Ставка Верховного Главнокомандования.

И. Сталин. Антонов».

Примечательно, что эта Директива была рассекречена и опубликована (сборник документов «Русский архив. Великая Отечественная. Битва за Берлин», т. 15, М., «Терра», 1995 г.) без констатирующей, т. е. описывающей реально сложившуюся ситуацию, части. Указанная в п.2 линия точно соответствует границе советской зоны оккупации Германии, т. е. будущей ГДР. Можно предположить, что оккупированная «социалистическая Германия» без населения Сталину была не нужна и он приказал «изменить отношение к немцам», т. е. прекратить насильственное изгнание.

Еще раз повторю — никаких документов с собственноручной подписью Сталина я не видел. Скорее всего их никогда и не было. Письменного приказа убивать немецких женщин и детей товарищ Сталин, конечно же, не отдавал. Да в таком приказе и не было нужды. Через два десятилетия после прихода Сталина к власти, через семь лет после Большого Террора окружение Сталина состояло из тех, кто понимал волю Хозяина по-собачьи, без слов. Не умеющие понимать быстро менялись на других, более понятливых. И тем не менее отсутствие четкой, зафиксированной в письменном приказе команды объясняет многое из того, что мы достоверно знаем о трагических событиях на немецкой земле.

Прежде всего фиксируемую и документами, и народной памятью крайнюю «неоднородность» ситуации. В одном немецком городке могли совершаться непостижимые уму зверства, в соседнем — поддерживался относительный порядок. Обратимся еще раз к книге И. Гофмана:

«…Подчас советским офицерам удавалось успешно противостоять преступникам в униформе — возможно, потому, что у них были аналогично мыслившие начальники. Так, даже в 91-й Гвардейской стрелковой дивизии поведение не было единым. В то время как дивизионный штаб и 275-й стрелковый полк совершали в Гермау и окрестностях ужасные зверства, из таких населенных пунктов, как Вилькау, которые были захвачены другими частями дивизии, не сообщалось об убийствах и изнасилованиях… В то время как, например, 3-й батальон 14-го стрелкового полка 72-й стрелковой дивизии совершал тяжкие преступления, красноармейцев 3-го батальона 187-го стрелкового полка этой же дивизии предостерегали против вольностей в отношении населения… Генерал-майор Гелен, в ведомство которого стекались все соответствующие сообщения, в отдельных случаях также регистрировал «корректное поведение» советских офицеров и солдат…»

В отсутствии четкого письменного приказа (замененного, как я предполагаю, устными указаниями) очень многое зависело от позиции конкретных командиров. Чем дальше от Кремля и чем ближе к передовой, тем большим становилось число командиров среднего звена, которые не поняли (а может быть — и не захотели понять) «державную волю». Далеко не все тогда потеряли облик человеческий, да и запугать фронтового командира было труднее, нежели московского чиновника. Наконец, любой командир полка или батальона отчетливо понимал, что прежде всего с него спросят за выполнение боевой задачи, а выполнять её с танками, забитыми «под завязку» трофейным барахлом, и пьяными бойцами, переодевшимися в «наполеоновские шляпы и дамские плащи», становилось затруднительно. В силу всех этих причин многие командиры Красной Армии на всех уровнях активно противодействовали «одичанию войск».

С другой стороны, для выполнения указаний товарища Сталина об изгнании немцев с подлежащих аннексии территорий и не требовался повсеместный (в каждом месте без исключения) террор. Для того чтобы население бросилось в панике бежать, бросая дома и имущество, достаточно было некоторого ограниченного числа зверских расправ. Другими словами, количество бесчинств можно было с полным успехом для поставленной задачи заменить «качеством», т. е. запредельной степенью жестокости. И тут мы подходим к «гипотезе № 2». Она еще менее доказуема документально (в условиях сохраняющейся по сей день закрытости архивов НКВД/НКГБ), но при этом вполне правдоподобна.

Гипотеза № 2 заключается в том, что для расправ с мирным населением были созданы специальные террористические группы («спецбоевки» НКВД), и сообщения о прибитых за языки к столу детях, распятых в церквах женщинах и прочих невыразимых гнусностях относятся именно к последствиям их действий. Сразу же подчеркну, что гипотеза № 2 не исключает, а лишь дополняет высказанное выше предположение о преднамеренной и санкционированной с самого «верха» деморализации Красной Армии (так же как отнюдь не гипотетическое, а вполне реальное и активное участие органов ОГПУ в раскулачивании не исключало, не заменяло, а лишь дополняло и усиливало бесчинства толпы деревенских люмпенов).