Читать книгу "Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей"

Сверхнормальные отличаются удивительной способностью реализовывать исполнительные функции; в своем строго контролируемом и целенаправленном подходе к жизни они чем-то напоминают маленьких гендиректоров. Они ставят перед собой конкретные цели и даже рисуют для себя плакаты («Будь совершенным!»). И делают это, зная, что совершенство — продукт не только наличия потрясающего «сырья», но и — а может, и в первую очередь, — готовности и способности заставить это «сырье» давать нужные результаты[407]. Хоть Элизабет никогда не призналась бы в этом публично, в глубине души она чувствовала себя всемогущей. Она чувствовала, что способна достичь всего, что наметила, надо только действовать мудро — как она, разумеется, обычно и действовала. «Я просто не приемлю неудачи, — призналась она мне. — Если ты чего-то действительно хочешь, то непременно этого добьешься».

* * *

Поскольку Элизабет и ее младшей сестре «повезло», им не разрешалось жаловаться на больного брата; судя по всему, им не разрешалось выражать очень многие человеческие эмоции. «В нашей семье было такое правило: “Не можешь сказать чего-то хорошего, не говори ничего”, — вспоминает Элизабет. — По сути, это означало еще одно правило: “Если не чувствуешь ничего хорошего, не чувствуй ничего”». Впрочем, Элизабет в любом случае не знала, что она чувствовала. Как бы сложно ни было иметь мысли или чувства в отношении проблемы, о которой никто не хочет говорить, еще труднее иметь мысли или чувства по поводу того, о чем никто не может говорить, потому что никто не знает, что это такое. «В отсутствие четкого диагноза было крайне трудно сделать Генри ответственным хотя бы за что-нибудь, — вспоминает Элизабет. — В один момент он был в полном порядке, а в другой у него начиналась истерика. Но что бы с ним ни происходило, он не мог с этим ничего поделать, поэтому, как мне было сказано, я не могла испытывать по этому поводу никаких чувств».

Злость. Печаль. Страх. Эти чувства были в семье под запретом. Сестрам говорили, что они должны быть «выше этого», в результате многие часы, проведенные ими дома, были посвящены тому, чтобы подняться над человеческим, то есть, по сути, стать сверхчеловеком. Скажем, за ужином, когда Генри дразнил Элизабет — «Мои уроки труднее твоих», — типичным поведением обычных брата и сестры были бы дальнейшие препирательства, которые наверняка испортили бы ужин всей семье. Но когда Элизабет, вместо того чтобы дразнить брата в ответ, миролюбиво и спокойно говорила: «Нет, вообще-то мои труднее», — спокойный ужин прекращался в одно мгновение, потому что Генри швырял в сестру тарелкой. А когда Элизабет сползала под стол и начинала на коленках выползать из комнаты, мама приказывала: «Сейчас же вернись! Ты никуда не уходишь. Ты сейчас же сядешь на место и извинишься перед братом».

Например, однажды, когда они оба были уже подростками, Генри угрожал Элизабет большим ножом, и папе даже пришлось набрать 911. А когда полицейские уехали, увозя брата на заднем сиденье автомобиля, Элизабет с сестрой собрали все «острые предметы» в доме — ножи, ножницы, отвертки — и спрятали их, сложив в обувную коробку. Позже, во время тягостной поездки в полицейский участок, мать Элизабет перечисляла разные варианты ее дальнейших действий:

— Ты могла бы предъявить обвинение, но тогда его занесут в базу правонарушителей и у него будут проблемы в будущем… С другой стороны, мы могли на какое-то время отправить Генри в больницу…

— А если его положат в больницу, он сможет когда-нибудь устроиться на работу? — спросила Элизабет, как всегда, обремененная тревогой и ответственностью за будущее брата.

— Да, милая, — ответила мама. — Об этом же никто не будет знать.

— Тогда, я думаю, его нужно положить в больницу, — сказала Элизабет.

Вспоминая ту поездку спустя годы, Элизабет не смогла сдержать горькой усмешки и печально пошутила: «Он реально хотел меня убить, а мне не позволялось даже в мыслях желать ему того же».

* * *

На момент поступления в колледж у Элизабет был огромный талант, который специалист по травматическим расстройствам Бессел ван дер Колк описывает как умение «справляться, но не чувствовать»[408]. Она посещала семь курсов за один семестр, работала воспитателем в студенческом общежитии, входила в список лучших студентов и двадцать часов в неделю трудилась официанткой. Это может звучать неправдоподобно или даже казаться невозможным, но, по крайней мере отчасти, благодаря своей талантливой префронтальной коре Элизабет всегда была способна на большее, чем большинство ровесников. Каждый семестр девушке требовалось от декана специальное разрешение на добровольную чрезмерную учебную нагрузку, и на каждой такой полугодовой встрече ее отличное настроение и пестрящий всеми цветами радуги планировщик говорили сами за себя. Никто, даже сама Элизабет, не задумывался над тем, что девушка выпивает по десять чашек кофе в день и спит всего четыре-пять часов в сутки. Часто она даже не замечала, что голодна.

Потом Элизабет поступила одновременно на юридический и медицинский факультет. Там она продемонстрировала свои отличные знания о психиатрических препаратах, которые Генри принимал в течение долгих лет, и о правовой системе. «Откуда ты все это знаешь, Элизабет?» — недоумевали сокурсники. Все эти достижения четко противопоставляли ее брату: если ему суждено всю жизнь сидеть дома в качестве пациента, то она станет врачом; если он наверняка будет время от времени оказываться на заднем сиденье полицейской машины, то у нее будет диплом юриста. Кроме того, ей много раз приходилось наблюдать ссоры родителей из-за расходов, которые неизменно росли из-за болезни Генри, и теперь повзрослевшая Элизабет в полном объеме понимала значение слов мамы, подслушанных ею когда-то в разговоре с тетей: что однажды Элизабет с сестрой придется взять на себя все заботы о брате, и они должны быть готовы это сделать. Элизабет просто обязана была научиться хорошо зарабатывать; ее семье это было необходимо.

И все же, хоть Элизабет и добивалась больших успехов практически во всех своих начинаниях, она знала, что о своих заслугах — отличной учебе, поступлении в аспирантуру, назначении старшим ординатором — может только шептать, а еще лучше не говорить вообще. Когда кто-нибудь упоминал о ее достижениях в присутствии брата, она съеживалась; и вся семья замирала от ужаса, если в каком-нибудь общественном месте какой-нибудь знакомый с самыми благими намерениями акцентировал разницу между братом и сестрой: «Ну, а как насчет вас, молодой человек? Вы тоже учитесь в аспирантуре?» Элизабет испытывала сильнейшее чувство вины из-за того, что преуспевает в том, в чем не может преуспеть ее брат. Со временем посыл, который она получала от родителей, сменился с чего-то вроде «Упоминая о том, что твою фотографию повесили на доску почета, ты расстраиваешь брата» на что-то вроде «Сам факт твоего существования расстраивает твоего брата». И Элизабет ездила домой все реже и реже.