Читать книгу "Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова"

Миллер не отвечала. Селиверстов уже пружинил на низком старте, чтобы окончательно захлопнуть ловушку, однако юрист профсоюза опередил его:

– Протестую, ваша честь! – воскликнул он.

Как только судья дала ему слово, Никаноров наконец опротестовал вопрос на том основании, что их эксперт даст свои пояснения письменно, если суд настаивает, а устно она свое мнение уже высказала. Думаю, Миллер должна быть благодарна Никанорову, потому что ответственность за дачу ложного показания у эксперта, как известно, уголовная.

Заседание объявили закрытым. Мы выиграли.

Глава 17. Между словом и делом

Настоящая война начинается вдруг.

Е. Шварц.

«Дракон»

Праздновать победу Селиверстов пригласил в свое, как он выразился, излюбленное кафе. Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, конечно, я согласился с анализом Виктории: профсоюзники переступили черту. Публично обвинять в уголовных преступлениях, не имея ни доказательств, ни решения суда, – немыслимо. Жильцов со своим профсоюзом не знал меры, это совершенно очевидно. Но лидер профсоюза «Единым фронтом» не знал меры во всем. Он верил в светлую социалистическую идею, жил идеалами другого времени, упирался, бунтовал, был смешон, но люди шли за ним, люди ему верили. Ведь больше защитить их попросту некому. С другой стороны, попытка профсоюза сделать подложную экспертизу и выиграть суд благодаря статусу эксперта Миллер казалась отвратительной. Не все средства хороши на войне.

Мы припарковались на одной из центральных улиц у многоэтажного офисного здания из стекла и бетона с явным преимуществом в пользу стекла. В огромных тонированных окнах отражались старые особняки, чудом сохранившие жизнь в лакомом для застройщиков кусочке старого центра. Казалось, что под взглядом сотен фасеток гигантского стеклянного насекомого домики девятнадцатого века пригнулись и в ужасе зажмурились. Мы поднялись на крыльцо. Селиверстов нажал золотую кнопку звонка рядом с табличкой «Maximus». Нас моментально впустили, после чего мы долго шли куда-то вглубь этого футуристического здания с белыми коридорами и одинаковыми серебристыми заплатами дверей. У двери кафе «Maximus», как и у всех остальных дверей, не было ручки, а имелась только кнопка звонка. Судя по названию, я ожидал, что нас ждет модное кафе с хай-тек интерьером, но я ошибся.

С внутренней стороны металлическая дверь была обита состаренным дубом, а мир за дверью оказался полностью противоположен стеклобетонной деловой лапидарности снаружи. После белого света энергосберегающих ламп глаза не сразу начали различать предметы в царившем тут полумраке. Я здесь раньше не был и огляделся с любопытством.

Хозяева кафе с прилежным усердием покопались в антикварных лавках, создавая интерьер кафе: на стенах висели старинные фотографии, афиши и объявления с ерами и ятями. В углу – немолодой рояль, в стойке для зонта – кружевной дамский зонтик, некогда, вероятно, белоснежный, теперь благородно-желтый. У туалетной комнаты прислонилось трюмо с небольшим подслеповатым зеркалом, навскидку годов двадцатых. Столы с белоснежными скатертями сервированы по-ресторанному, их охраняли массивные деревянные стулья, по-бойцовски широко расставившие массивные ноги.

В зале сидели всего несколько человек, в таких же, как у Селиверстова, идеально сидящих деловых костюмах.

Самого Селиверстова тут, по-видимому, знали. Официантка в легкомысленном переднике французской горничной без лишних вопросов провела нас на второй этаж, где мы расположились в мягких креслах с видом на улицу, которая бесшумно двигалась за толстыми витринными стеклами. Кроме нас, здесь не было никого, и хотя лестница полностью просматривалась, Селиверстов сел к ней лицом, чтобы контролировать пространство. Он долго устраивался между подушек, едва слышно охая и держась за поясницу, – нервы подвели и его: боли усилились, хотя он изо всех сил пытался это скрывать.

Для начала он заказал всем кофе, и, когда напиток коснулся моего пересохшего неба, я вдруг осознал, что все это время меня не отпускало чудовищное напряжение, отдававшее теперь свою дурную энергию сильной пульсацией у виска. Хотелось попросить официантку подлить в кофе немного коньяка, но я почему-то застеснялся, как будто в этом было что-то предосудительное. Все-таки эта повсеместная тяга к здоровому образу жизни совершенно нездорова.

Откинувшись на мягкие спинки, Вика и Селиверстов пили молча. Когда юрист подносил чашку ко рту, его левый глаз дважды дернулся. Так было всякий раз, когда он делал глоток, раз пять или шесть подряд, пока он не надавил ладонями на глаза и брови и с шумом не выдохнул несколько раз.

Глядя на него, я подумал: если бы всю ту энергию и средства, что люди тратят в судах, доказывая друг другу какие-то глупости, человечество тратило на сельское хозяйство, в мире наступил бы продовольственный рай, а если бы энергию пустили на освоение Луны, то там, наверное, уже можно было бы жить.

– Теперь я совершенно убедился в том, что мне не зря рекомендовали вас, – начал наконец Селиверстов своим мягким кошачьим голосом для выстраивания позитивных отношений. Уверен, где-то на тренинге высших руководителей его учили раскладывать по полочкам все эти партии: от начальственного рыка до нежного воркования перед проверкой из Москвы. – Виктория, это было блестяще! – продолжал юрист. – Да что там блестяще, это образцовый процесс, не удивлюсь, если он войдет в учебники.

– Спасибо, – устало улыбнулась тетка. – Но, боюсь, вы преувеличиваете. Этот процесс мы выиграли скорее удачным обманом и эффектом неожиданности. Больше таких подарков Миллер нам не сделает. Надо быть готовыми к настоящей борьбе.

– А что вы написали в той экспертизе, которую я отдал перепечатать Юле? – поинтересовался Селиверстов.

– Я писала о стратегии дискредитации. Умно, научно и… так, как оно и должно было быть. Миллер ведь все понимает. Думаете, она не знает, что статья профсоюза про вас оскорбительная? Знает прекрасно. Но она и их юрист рассчитывали на то, что судья просто запутается в лингвистической терминологии, во всех этих вероятных значениях, и просто поверит тому эксперту, чей научный статус выше. То есть Миллер. Я только кандидат наук, а она – доктор, профессор. Так что наш спектакль просто выбил их из колеи. Они не были готовы. Это еще не победа.

Селиверстов откинулся на подушки.

– Насчет Юли вы тоже оказались правы, к сожалению, – задумчиво произнес он и повторил: – К большому моему сожалению.

– Я тоже кое-что заметил, – сказал я, и они обернулись ко мне. – В НЛП есть способ следить за ходом невысказанных мыслей собеседника…

– НЛП – это нейролингвистическое программирование? – уточнил Селиверстов.

– Да. Я наблюдал за микроповеденческими ключами Ады Львовны. Движения глаз, позы, темп речи. Эмоциональное состояние одного человека может быть «прочитано» другим человеком по проявлениям в его физическом облике.

– И что же вы увидели? – как будто слегка насмешливо поинтересовался Селиверстов.