Читать книгу "Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин"

Остин приходилось читать в «Эвелине» и «Цецилии» Фанни Бёрни, как вульгарные пожилые женщины заставляют героинь морщиться от произносимых ими фраз. Но эти вульгарные пожилые женщины им не матери. В «Сэре Чарльзе Грандисоне» Ричардсона поведение матери вызывает огорчение дочери, но по ходу действия мать меняется и делается вполне презентабельной. И Бёрни, и Ричардсон видят драматизм подобных ситуаций, но им обоим далеко до острой на язык Остин. И хотя Лиззи Беннет, разумеется, не может позволить себе послать мать подальше (даже наедине сама с собой), но порой испытывает по отношению к ней соответствующие чувства.

Миссис Беннет доминирует в повествовании с самого начала. Какой гулкой иронией отзываются знаменитые слова: «Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену», а ведь это абсолютное убеждение миссис Беннет, которое разделяет с ней каждая из матерей по соседству. По мере развития действия мы видим, как миссис Беннет раз за разом оказывается права. Молодые люди и впрямь выстраиваются в очередь за женами. Вздорные предсказания, что Бингли женится на одной из ее дочерей, сбываются. Сводящие домашних с ума маневры, призванные оставить Джейн наедине с ее обожателем, действительно заставляют его наконец на что-то решиться. Непобедимое желание миссис Беннет, чтобы история Лидии и Уикхема закончилась благополучно, чудесным образом исполняется. И конечно, ее вера в то, что десять тысяч в год лучше пяти, пять тысяч лучше одной, а хоть что-то лучше, чем ничего, имеет под собой крепкие основания. Ведь и сами Остины придерживались таких же взглядов. Деньги были важны, они могли облегчить замужней женщине многие тяготы, связанные с бесконечными родами, и избавить от непосильной работы. Конечно, для миссис Дарси вопрос таким образом не стоял. Да и невозможно себе представить, чтобы она каждой год производила на свет по ребенку, как Элизабет Остин по милости Эдварда. Хороший землевладелец и хозяин, добрый и внимательный брат, разборчивый читатель и собиратель книг, озабоченный культурным развитием сестры и признающий роль женщин в обществе, Дарси явно не собирается превращать Элизабет в «жалкое животное», когда они наконец сочетаются браком в конце книги. Вне страниц романа (в письме сестре) Джейн Остин наделяла его смесью «любви, гордости и нежности» по отношению к жене. И несомненно, его прекрасная современная библиотека содержала романы. А литература — презираемая мистером Коллинзом, для которого, когда речь заходит о выборе жены, одна женщина фактически неотличима от другой, — помимо того что дарила величайшее удовольствие, тоже убеждала в значительности роли женщины.

Что в романе приводит в замешательство, так это то, как требовательный и образованный Дарси терпит грубую лесть сестер Бингли и их не менее грубые выпады против Беннетов. Он даже предполагает породниться с ними, выдав за Бингли свою младшую сестру, хотя эти упрямые пустые особы, злоба которых отполирована «в одном из лучших частных пансионов», безусловно, не могут служить образцом для Джорджианы Дарси. Сложно поверить, чтобы он находил их поведение и разговоры приемлемыми, а их самих приятными в общении; так и кажется, что их жуткие манеры — рудимент ранней редакции текста. Мне кажется, они были оставлены писательницей в окончательном варианте романа лишь по структурным соображениям: их присутствие дает простор для комических диалогов, в которых Остин может в динамике показать развитие чувств Дарси к Лиззи. В этом есть резон, но правдоподобие сюжета несколько страдает.

В том, что касается Уикхема и его приятелей-офицеров, книга перекликается с собственным опытом Остин. Незадолго до того, как она начала роман, писательница весьма саркастически отзывалась в письме Кассандре о притягательности для некоторых из ее соседок офицеров, расквартированных в Кентербери. Стояли офицеры милиции и в Бейзингстоке (Элиза Шут давала для них обеды и описывала в дневнике их «эскапады» летом 1794 года). Том Шут состоял в полку милиции, да и Генри, без сомнений, было что порассказать о своих товарищах. Из этих-то впечатлений и рассказов и возникли образы Уикхема, полковника Форстера, Денни, Пратта и Чемберлена, однажды наряженного в женское платье Лидией, Китти и миссис Форстер. В образе Уикхема, который никак не может выбрать ни невесту, ни карьеру и разве что любезностью частично искупает слабоволие, есть слабый намек на Генри Остина. Конечно, Генри не был негодяем, но и история злодеяний Уикхема иногда кажется надуманной и словно бы взятой из романа другого жанра. Наблюдая его в действии, мы видим не бессердечную подлость, а скорее легкомыслие, желание вытянуть счастливый лотерейный билет.

Приз, который он в конце концов выигрывает, представляет немалый интерес. Лидия — дурная девчонка, испорченная матерью, которая видит в ней словно бы вторую себя, она эгоистична и глупа. Но ее необузданная энергия позволяет ей добиться того, чего хотела сама Элизабет, — то есть Уикхема, и Остин показывает, как Лиззи не может до конца простить Лидии ее успех. Мы чувствуем, что не столько нравственное превосходство, сколько легкая зависть вызывает эту натянутую раздражительную манеру в обращении к Лидии, беззаботная веселость и аморальность которой позволили ей заполучить желанного Уикхема. Более того, автор позволяет Лидии получать удовольствие от этого предосудительного брака. Это одна из находок книги. Остин слишком честна, чтобы соглашаться с тем, что подобные истории должны оканчиваться лишь так, как предсказывают злорадные соседи, — и заблудшие девушки либо оказываются на панели, либо доживают жизнь в полном забвении, в раскаянии и бедности. Когда она начала писать «Мэнсфилд-парк», она прислушалась к настояниям отца и приговорила Марию Рашуот именно к такому исходу, но это было позднее. Лидия же вполне довольна собой и ситуацией, своим очаровательным, пусть и насильно женатым мужем, и у нее есть не только деньги, но и богатые зятья, готовые и дальше оплачивать ее беспечную жизнь. В итоге такая беззастенчивая способность радоваться жизни даже вызывает смутную, безотчетную симпатию.

Верхом изобретательности всей книги является то, как Остин обставляет согласие Элизабет принять предложение Дарси. Поскольку лучшие эпизоды в романе те, в которых Лиззи отказывает — вначале Коллинзу, затем самому Дарси, — ее последний отказ, на сей раз леди Кэтрин, подчеркивающий готовность в конце концов выйти замуж за Дарси, можно счесть гениальной находкой писательницы. Эта сцена настолько насыщенна и драматична, что держит читателя в напряжении до самого конца.

«Нортенгерское аббатство» было начато вскоре после еще одной семейной трагедии, гибели двадцатисемилетней кузины Джейн Уильямс в августе 1798 года. И вновь в романе сложно уследить намеки на личные обстоятельства, хотя сама манера, в которой он написан, больше других произведений Остин напоминает развлечение для семьи — здесь и детальное описание Бата, хорошо знакомого большинству Остинов, и ссылки на книги, которые читались и обсуждались в Стивентоне. Одна из главных шуток заключается в том, что героиня совершенно не годится в героини, если исходить из привычных законов жанра. Она не красива и не умна, у нее нет ни особых способностей, ни воздыхателей — обычная девушка, одна из десяти детей простого деревенского священника. Когда добродушные и скучные знакомые берут ее с собой в Бат, она влюбляется в первого же молодого человека, который пригласил ее на танец. Он же, пусть и находя привлекательными ее простоту и прямодушие, вовсе и не думает о ней как о возможной невесте. Не думает до тех пор, пока не замечает, что она влюбилась в него и со сверкающими глазами прислушивается ко всему, что он скажет: «…единственной причиной, заставившей его серьезно к ней приглядеться, была уверенность в ее привязанности к нему. Подобная разновидность чувства совершенно необычна в романах и весьма унизительна для гордости героини. Но если она так же необычна в реальной жизни, пусть мне хотя бы принадлежит честь открытия этого детища необузданного воображения».