Читать книгу "Царь Давид - Петр Люкимсон"

Наконец, сторонники школы библейской критики говорят, что смерть Озы могла произойти по вполне естественным причинам. Скажем, пытаясь не дать упасть весившему сотни килограммов Ковчегу, он мог просто надорваться и скончаться от грыжи, внезапного инфаркта или кровоизлияния в мозг.

Однако ясно, что, каковы бы ни были причины этой смерти, она не могла не вселить мистический ужас в толпу, и сам Давид задумался над тем, а все ли он правильно делает? Наконец, он решил отложить перенос Ковчега в Иерусалим и временно разместить его в находившемся в предместье города доме Аведцара Гефянина (Овед-Эдома Гаттиянина).

Судя по тексту "Второй книги Самуила" и "Хроникону", Аведдар Гефянин входил в ближайшее окружение Давида и был привратником в его дворце. Однако летописец ничего не сообщает о личности этого человека и его происхождении, видимо, считая его слишком незначительной фигурой для истории. Комментаторы предполагают, что прозвище Эдом он получил не случайно – по всей видимости, он был принявшим иудаизм идумеем из Гефа, а может быть, даже идумеем, оставшимся язычником, но при этом преданно служившим Давиду.

Не исключено также, что Давид решил установить Ковчег в доме Аведцара не без "задней" мысли: он хотел удостовериться, что этот артефакт не влечет за собой гнев Бога на того, в чьих руках он находится.

Поэтому он велел своему окружению пристально наблюдать за тем, что будет происходить в доме Аведцара. Вскоре слуги сообщили ему, что нет не только никаких признаков того, что над этим домом тяготеет проклятие, но и наоборот – он явно благословлен Свыше: скот Аведцара дал необычайно хороший приплод, его хозяйство стало еще больше процветать, все шесть его невесток беременны, в том числе и те, что считались бесплодными.

Все это Давид счел добрым предзнаменованием и отдал указание снова готовиться к переносу Ковчега в Иерусалим и установке в городе Скинии Завета.

"И оставался Ковчег Господень в доме Овед-Эдома Гаттиянина три месяца; и благословил Господь Овед-Эдома и весь дом его. И сообщили царю Давиду, сказав: благословил Господь дом Овед-Эдома и все, что у него ради Ковчега Божья; и пошел Давид и поднял Ковчег Божий из дома Овед-Эдома в город Давида…" (II Сам. 6:11-12).

* * *

На этот раз Давид воплотил свой замысел о торжественном внесении Ковчега в Иерусалим до конца.

В строгом соответствии с Законом Моисея Ковчег несли на ремнях левиты. Сотни и сотни людей сопровождали Ковчег и спереди, и сзади, распевая псалмы и танцуя под музыку рассеянных в толпе музыкантов. Хотя от дома Аведцара до стен Иерусалима было, видимо, не больше нескольких километров, а то и километра, толпа шла чрезвычайно медленно, так как, согласно Библии, через каждые шесть шагов, следуя указанию Давида, коэны закалывали жертвенных быка и барана.

У историков эта деталь вызывает сомнение, и не исключено, что под "шестью шагами" следует понимать фигуральное выражение, но в любом случае ясно, что жертв в тот день было принесено великое множество. Сам царь облекся в простой белый эфод [61] рядового священника-коэна на том основании, что, хотя и не принадлежал к касте священников, имел в силу своего статуса право участвовать в жертвоприношении. Однако выбор этой униформы был, безусловно, не случаен – ею Давид хотел подчеркнуть, что видит себя лишь одним из рядовых служителей Бога, ничем не выделяющимся среди остальных и ни в коем случае не посягающим на авторитет первосвященника или пророков. В этом эфоде царь шел посреди толпы народа и самозабвенно пел и плясал вместе со всеми. Время от времени в толпе трубили в шофар – бараний рог, звуки которого, согласно еврейской традиции, имеют сакральное значение и призваны вселить в сердца людей священный трепет.

Жителю современного Израиля эти страницы Библии, безусловно, напомнят знакомую картину: именно так, в сопровождении огромной толпы, с пением и плясками вносится обычно в синагогу новый свиток Торы – написанный на пергаменте текст Пятикнижия, предназначенный для чтения в синагоге со специальной кафедры. Через каждые 15-20 метров эта толпа останавливается, чтобы несущий свиток Торы передал эту честь другому участнику праздника.

Охваченный восторгом Давид сложил в эти мгновения вдохновенный 105-й [104-й] псалом:

"Благодарите Господа, взывайте к Его имени, возвещайте среди народов Его деяния. Пойте Ему, воспевайте Его, рассказывайте обо всех Его чудесах! Гордитесь Его святым Именем, пусть веселится сердце ищущих Господа…" (Пс. 105 [104]: 1-3).

Традиция утверждает, что с тех пор этот псалом во все дни жизни Давида левиты ежедневно исполняли перед Ковчегом Завета. Однако, на взгляд автора этой книги, еще более прекрасен написанный (опять-таки согласно традиционной еврейской точке зрения) в тот же день 106-й [105-й] псалом, и, чтобы читатель ощутил его самобытность, я решился привести транслитерацию его оригинала:

Алиллуйя! Оду ле-Адонай, ки тов - Ки ле-олям хасдо! Ми йималель гвурот Адонай, Ишмиа коль тэилато?! Ашрей шомрей мишпат, Осэ цдака ле-холь эт…

Эти строки довольно легко и красиво ложатся на музыку. А вот как они звучат в подстрочном переводе:

"Славьте Господа! Благодарите Господа, ибо он добр – ведь Его благоволение вечно. Кто сможет выразить могущество Господа, возвестить всю его славу?! Счастливы соблюдающие закон, свершающие милосердие во всякое время…" (Пс. 106 [105]: 1-3).

…Наконец, когда Ковчег был внесен в Иерусалим и установлен в предназначенном для него месте, возле него были снова вознесены обильные жертвы, мясо которых тут же было приготовлено для грандиозного пира, на котором нашлось место и угощение для каждого:

"А когда закончил Давид возносить всесожжения и мирные жертвы, то благословил он народ именем Господа Цеваота. И роздал он всему народу, всему множеству исраэльтян, как мужчинам, так и женщинам, каждому по одному хлебу и по одному куску мяса, и по одному пирогу с изюмом; и пошел весь народ по домам своим".

Мы не знаем, сколько именно человек принимало участие в этом народном празднике, однако не думается, что речь идет о десятках тысячах – с учетом того, что вся территория Иерусалима составляла тогда не больше шестисот соток, а его население – чуть больше тысячи человек. В то же время до десяти тысяч человек вполне могли собраться в тот день в городе, и если учесть, сколько жертвенных животных было забито до того, как установили Ковчег, то каждому из них мог достаться кусок мяса.

В тот день произошло еще одно, может быть, не очень важное для истории, но достаточно значимое для семейной жизни Давида и позволяющее лучше понять саму суть его личности событие. Первая жена Давида Мелхола, увидев, как тот, в простой одежде, забыв обо всем на свете, отплясывает и распевает песни наряду с простыми пастухами и крестьянами, да и просто нищими, решившими принять участие в этой церемонии ради того же куска мяса, посчитала, что подобное поведение не подобает царю и унижает его царское достоинство. Особенно не понравилось Мелхоле, говорит предание, что во время танца Давид кувыркался, вскидывал ноги, и на нем то и дело задиралась одежда, обнажая тело, что считалось крайне нескромным и неприличным.