Читать книгу "Приключения Айши (сборник) - Генри Райдер Хаггард"

– О силы небесные! – выдохнул Лео. – Неужели ты женщина?

– Да, женщина, настоящая женщина и твоя супруга, Калликрат, – ответила Она, протягивая к нему свои округлые, словно выточенные из слоновой кости, руки и сладко – ах как сладко! – улыбаясь.

Он все смотрел и смотрел, медленно приближаясь к ней. И вдруг его взгляд упал на тело бедной Устане, и он, вздрогнув, остановился.

– Как же я могу? – прохрипел он. – Ты убийца – Устане так любила меня.

Заметьте, он уже стал забывать, что и сам ее любил.

– Ничего, – прошептала Она так же тихо, как шелестит ночной ветерок в листве, – ничего. Если я и свершила грех, вся вина – на моей красоте. Если я и свершила грех, то потому, что люблю тебя; да простится и будет забыт этот грех! – Она снова протянула руки и еле слышно произнесла: «Иди ко мне», – и через несколько секунд все было кончено. Лео изо всех сил боролся с собой, даже пробовал повернуться и бежать, но ее взгляд удерживал его крепче, чем железные оковы, а магические чары ее красоты, сила воли и страсти подчинили себе все его существо, и происходило это перед телом женщины, которая ради любви к нему пожертвовала своей жизнью. Звучит это отвратительно и мерзко, но его вина не столь уж непростительна, хотя ему и не избежать расплаты. Его искусительница была отнюдь не обычной земной женщиной, и ни одна дщерь человеческая не могла бы поспорить с ней красотой.

Когда я вновь поднял глаза, Она покоилась уже в его объятиях, их уста слились в поцелуе – вот так, перед своей мертвой возлюбленной вместо алтаря, Лео поклялся в вечной любви к ее жестокой убийце. Те, кто совершает подобную сделку, расплачиваются своей честью; чтобы уравновесить чаши весов, одна из которых нагружена похотью, им приходится бросать на другую свою душу, поэтому они не могут надеяться на спасение ни в этой, ни в загробной жизни. Что они посеяли, то и пожнут; маки одурманивающей страсти увянут у них в руках, только плевелы достанутся им в изобилии.

С ловкостью змеи Она выскользнула из его объятий и залилась ликующим смехом.

– Говорила же я тебе, что ты будешь ползать у моих колен, о Калликрат! И как быстро сбылось мое предсказанье!

Лео застонал от стыда и боли, ибо, побежденный и повергнутый ниц, он продолжал сознавать всю глубину своего падения. Все лучшее в нем восстало против позорного рабства, в чем я имел случай убедиться позднее.

Айша вновь засмеялась, быстро накинула покрывала и сделала знак немой прислужнице, которая широко раскрытыми глазами наблюдала за всей этой сценой. Девушка вышла и вскоре вернулась в сопровождении двоих мужчин, которым царица, с помощью жестов, изъявила свою волю. Все втроем они схватили бедную Устане за руки и поволокли к двери. Лео молча смотрел на это, но затем закрыл глаза ладонью: моему разгоряченному воображению померещилось, будто мертвая наблюдает за нами.

– Минувшее навсегда ушло, – торжественно возгласила Айша, когда прислужники с Устане исчезли и дверные шторы перестали колыхаться. И вдруг, повинуясь одной из тех удивительных перемен в настроении, которые были так характерны для нее, Она скинула полупрозрачное покрывало и, по древнему поэтическому обычаю обитателей Аравии[61], охваченная ликованием, запела триумфальный пеан, эпиталаму, прекрасную в своей дикости, но с большим трудом поддающуюся переводу на английский язык, – ее следовало бы не записывать для последующего чтения, а петь под музыку кантаты. Песня, которую пела Айша, разделялась на две части – описательную, или эпическую, и чисто лирическую; воспроизвожу ее по памяти.

Любовь – цветок в пустыне.Она, как алоэ, цветет лишь однажды и гибнет,она цветет в солончаках Жизни, и яркаяее красота сверкает над пустыней, какзвезда над бушующим ветром.Душа – ее солнце; она овеяна дыханием божественности.Цветок Любви распускается при звуках приближающихсяшагов, склоняясь, открывает свою красотупроходящему путнику.И путник срывает его, да, срывает эту алую чашу,полную меда, и уносит с собой, и когдаон пройдет через пустыню, цветок ужемертв и сух.Есть лишь один истинно прекрасный цветокв пустыне Жизни.Этот цветок – Любовь.Есть лишь одна надежда во мраке отчаяния.Эта надежда – Любовь.Все остальное – ложь и обман. Все остальное —лишь тень, скользящая по воде,все остальное – ветер и суета.Кто знает меру Любви, ее вес?Она – порождение плоти, но ее обиталище – дух.Отовсюду черпает она свою силу.Красотой она подобна звезде.Она многолика, и все ее лики прекрасны; никтоне знает, где взошла эта звезда и за какимокоемом она скроется.

Повернувшись к Лео и положив ему руку на плечо, Она продолжала петь все более громким и ликующим голосом: стройные соразмерные фразы, которые выходили из ее уст, покидая землю прекрасной прозы, возносились в чистое небо величественной поэзии.

Давно я люблю тебя, о мой суженый, но любовьмоя не слабеет.Давно я ожидаю тебя, – и наконец желаннаянаграда – здесь, передо мной.Однажды я издали видела тебя, но ты был похищену меня.В могиле посеяла я семя терпения, пригреваласолнцем надежды, поливала слезами раскаяния,овевала дыханием знания. Наконец проклюнулсяросток, а затем я обрела желанный плод.Из могилы проклюнулся росток, оттуда, гдепокоится прах мертвецов, их кости сухие.Долго длилось мое ожидание, и вот она, желаннаянаграда.Я одолела Смерть, и Смерть возвратила мне своюдобычу.Вот почему так велика моя радость, с надеждойгляжу я в будущее.Мы будем вместе блуждать с тобой по вечнозеленымлужайкам.Это наш час. Тьма убегает в глубокие долы.Вершины гор целует рассвет.Да будет мягким наше ложе, о мой любимый, да будетлегка наша поступь.Царские короны увенчают наши головы.Изумленные, в благоговении пред нами склонятсявсе народы мира,Ослепленные, падут пред нашей красотой и могуществом.Слава о нас разнесется, как раскаты грома.Словно колесница, помчится наше величиепо праху бесчисленных дней.Мы будем смеяться, торжествуя победу.Смеяться, как дневные лучи, бродя среди гор.Вперед же, к торжеству все новых и новых побед!Вперед же, к еще небывалому могуществу!Вперед же – без устали, в облачении великолепия!Пока не исполнится срок, что отпущен судьбой,и не опустится занавес мглы.

На этом Она прервала свою странную, необыкновенную волнующую песню, которую я, к сожалению, могу передать лишь в самых общих чертах, без всякой необходимой выразительности.