Читать книгу "Хроника одного побега - Сергей Зверев"

— Дэни! — крикнул ему вдогонку хирург. — Надо что-то решать с этим банком. Так игру не кончают.

Ключников в душе поблагодарил британца за то, что Джон постоянно называл его на английский манер — Дэни. Ведь Сармини, учившийся в Москве, отлично знал русский язык, и наверняка его ухо насторожило бы имя «Данила», знакомое ему по торговле заложниками.

Файез, в отличие от многих других полевых командиров, не принадлежал к влиятельным сирийским родам, за что за глаза его иногда называли безродным. Он происходил из нижних слоев общества. Отца и мать потерял рано, а потому привык всего добиваться в жизни сам. Он не получил высшего образования, но самостоятельно сумел изучить английский и итальянский языки, чем и любил козырять. Себя он считал человеком светским. В душе был далек от религиозного фанатизма. Но перед своими боевиками нередко демонстрировал притворную набожность. К месту умел ввернуть нужные изречения из Корана, но при этом довольно часто пропускал вечерний намаз, а в великий праздник Рамадан закрывался и ел в одиночестве, нарушая тем самым каноны. А еще он позволял себе выпить спиртного.

Файез сидел в своих покоях на мягком ковре и, изображая набожность, перебирал в руках четки. Постучавшись, вошел боевик и доложил, что прибыл Сабах Сармини. Полевой командир сделал приличествующую ситуации паузу, словно дочитывал до конца молитву, хотя на самом деле просто тупо смотрел перед собой. После чего негромко произнес:

— Пусть войдет, приведи его, — он отложил четки, поднялся с ковра и поморщился — нога затекла после долгого сидения по-турецки.

Сармини шагнул через высокий деревянный порог. У Файеза он был впервые. До этого встречались только на сходках. Просторное помещение со сводчатым потолком тускло освещалось сквозь узкие и высокие окна бойницы. Вся обстановка была традиционной: старая, ручной работы патриархальная мебель, ковры, металлическая посуда. Файез развел руки в стороны и обнял Сармини, будто тот был его братом.

— Какая беда у твоего командира… какая беда… врагу не пожелаешь, — проговорил Файез, отстраняясь от заместителя Хусейна.

— Диб просто себе места не находит.

— И у какого же негодяя поднялась рука? — покачал головой Файез, показывая, чтобы Сабах садился на ковер.

Сармини подтянул белые штанины европейского костюма и опустился на пол. Кейс с собранными деньгами положил рядом с собой.

— Выкуп уже собрали? — поинтересовался Файез, вставая.

— Остались крохи. Я рад, что отец сможет обнять своих жен и детей, — Сабах прошелся пальцами по краю кейса — так, словно бы это была клавиатура ноутбука. — Ты тоже обещал помочь, чем сможешь, — напомнил он.

Файез неторопливо подошел к старинному бюро. Нажал на потайную кнопку. Из глубины бюро выдвинулся секретный ящик. Он запустил в него руку и достал пачку банкнот в банковской упаковке.

— Передай Хусейну мои извинения. Я обещал дать двадцать тысяч долларов, но пришлось заплатить людям. Вот десять тысяч. Все, что могу, — и Файез помахал деньгами в воздухе.

Сармини ответил ему напряженной улыбкой.

— Так не пойдет. Ты обещал двадцать. Надо было говорить сразу «десять».

— Но я же не знал, что так сложатся обстоятельства.

— Не скупись, Файез, — посоветовал Сармини. — Я человек подневольный, надо мною есть командир. Хусейн же заранее написал расписки для тех, кто обещал деньги. Вот, последняя сделана для тебя, — Сабах открыл кейс и вытащил лист бумаги. — В ней черным по белому написано. Хусейн расписывается в том, что получил от тебя взаймы на неопределенный срок двадцать тысяч долларов. Ну, как я могу тебе ее оставить, если ты даешь только десять?

— Напиши расписку от себя, — предложил Файез.

— Ну, не я же одалживаю у тебя деньги, — резонно возразил Сармини. — Или ты выказываешь сочувствие только на словах?

— Десять тысяч — это слова?

— Десять тысяч — это десять тысяч. А тут написано — двадцать.

Файез с уважением посмотрел на Сабаха. Мало кому удавалось его дожать, а этот сумел.

— Хорошо, двадцать. Уговорил. Хоть мне и не удастся заплатить людям, которые вернутся с задания.

К первой пачке присоединилась вторая. Полевой командир подал их Сармини с почтением. Заместитель Хусейна пролистал пачки — быстро, как счетная машинка.

— Ты бы посчитал деньги, чтобы потом не было недоразумений.

— А я их уже сосчитал.

Сармини не врал. Он считал деньги именно как счетная машинка, пролистывая их с неимоверной скоростью. Пачки исчезли в кейсе, замочки защелкнулись.

— Ну, я пошел. За все спасибо. Надеюсь, Хусейн сможет скоро вернуть одолженное. — Сармини хотел было подняться, но Файез его остановил:

— Из этого дома без угощения никто не уходит. К тому же ты у меня впервые. Может, выпьем немного виски? — предложил Файез.

— А как же Аллах? — спросил Сармини, хитро прищурившись.

— Аллах на небе, а над нами крыша. Он не увидит, — рассмеялся Файез.

— Давай по чуть-чуть, — согласился Сармини.

Файез снова выдвинул потайной ящик, извлек из него объемную бутылку виски и стаканы.

— Извини, но льда нет.

Янтарный напиток полился из дозатора. Сармини, смакуя спиртное, выпил. Не так уж часто он его употреблял. Сабах чувствовал, что у Файза к нему есть важный разговор. Именно потому хозяин решил задержать гостя и даже предложил выпить. Ведь виски развязывает язык, делает разговор более откровенным.

Когда полевому командиру показалось, что Сабах уже немного захмелел, он осторожно начал:

— Ты знаешь, что у нас с Хусейном не сложились отношения.

Сармини кивнул в ответ:

— Кое-что слышал.

— Диб плохо образован, груб, злоупотребляет дурью. По большому счету отрядом руководишь ты, Сабах.

Сармини и против этого не стал возражать. Все сказанное было правдой. Файез глотнул виски и продолжил:

— Ты никогда не подумывал о том, что это ты должен быть командиром?

— Людям свойственно прокручивать в голове всякие варианты. Это и называется процессом мышления. Если я посмотрел на женщину и подумал, что смог бы с ней переспать, то это не значит, что мы переспали с ней в реальности.

— Меткое сравнение, — рассмеялся Файез, подливая виски в стаканы. — Так ты думал, что можешь оказаться на месте Хусейна?

— Я тебе уже ответил.

— Мы бы смогли с тобой легко договориться. У нас близкие взгляды на жизнь. Мы бы объединили силы наших отрядов и тогда смогли бы в регионе диктовать всем свои условия, нам бы не было равных. Я готов помочь тебе сбросить Хусейна. Ты станешь командиром. Нас ждет великое будущее.

— Во многом ты прав, — задумчиво произнес Сармини. — Да, Хусейн груб, неотесан, злоупотребляет наркотиками. Он вспыльчив и бывает беспричинно жестоким. Но он и необуздан. Ты бы видел его в бою. Диб не боится пуль. Он настолько уверен в своей неуязвимости, что это становится реальностью. Я не пойду против него, он мой командир, и этим все сказано.