Читать книгу "Желание - Ричард Флэнаган"

– Пожалуйста, не умирай, – взмолилась Эллен Тернан.

Щека его упиралась в ее живот, и на нем пульсировала жилка, он чувствовал, как она пульсирует. В тот момент он еще не знал, что через год его брак развалится. И что все остальные тринадцать лет, отмерянные ему судьбой, он будет верен только Эллен Тернан. Их отношения окажутся трудными. Вся его жизнь и его писательство станут совсем другими, а то, что разбилось, склеить не получится. И даже смерть их ребенка они скроют от всех. И все его желания начнут казаться ему химерой, и он настолько убоится собственной любви и расстояний, что его будет охватывать дрожь всякий раз, когда он окажется в поезде один. Но сейчас он втягивал в себя ее запах – горячий, влажный, с легкой кислинкой.

– Нелли, – прошептал Диккенс.

И в этот самый момент он уже знал, что любит ее. Он больше не мог смирять свое необузданное сердце. Человек, который всю прежнюю жизнь утверждал, что только дикарь пойдет на поводу у желаний, вдруг осознал, что более не может им противиться.

Глава 13

– Мы-то избежали смерти, – сказал Уолтер Тальба Бруни, – только вот надолго ли?

Уолтер Тальба Бруни превратился в толстого отвратительного пьяницу. Ему не было и тридцати, но выглядел он гораздо старше. Война давно закончилась, но все равно продолжалась в его голове. Когда он был пьян, то гневался на Бога. Когда был трезв, просил Бога найти для него выпивку. И когда опять напивался, то орал, что будь его воля, он достал бы копье и вонзил бы его в Бога, чтобы проучить его.

У Матинны не было никакого особого мнения насчет Бога – наверное, из-за того (как она часто повторяла во время разговоров за костром в Ойстер-Коув), что она англиканка.

И еще она сказала Уолтеру Тальба Бруни, что ей надоело слушать его разговоры про смерть.

– В Вайбалене все черные умирали, – продолжил Уолтер Тальба Бруни, не обращая внимания на Матинну. – Мы надеялись, что вот вернемся на свою землю и все будет хорошо, все будут здоровы. Но вот нас привезли сюда, и мы продолжаем умирать. В нас дьявол сидит. Это он нас убивает. И Господь нас убивает. И что это они, сговорились?

Они собрались впятером, чтобы выпить сладкого рома, и все были туземцами, кроме Толстого Тома. Он раньше плавал на китобойном судне, но в последнее время жил на берегу и чинил снасти. И Толстый Том ни за что бы не признался, что якшается с туземцами.

Матинна решила перевести разговор на тему, какие платья нынче носят в Лондоне. Хотя прошло много лет, ей хотелось походить на леди Джейн, когда та звала гостей и предлагала тему беседы, желая услышать мнение собравшихся. Матинна глядела на своих сотоварищей и понимала, что сидит сейчас не в гостиной губернаторского дома, а в затрапезной пивнушке «Айра Байз» возле Северо-Западной бухты, в дощатом домике с двумя комнатами и глинобитным полом. И что никакой это не званый ужин, и всех этих вонючих и тупых черных трудно назвать светским обществом. Вот будь у нее бамбуковая тросточка, как у вдовы Мунро, она бы подставила ее под подбородок каждого из присутствующих и заставила их посмотреть ей в глаза, всех этих бестолковых дикарей, которые так ничего и не поняли.

И поскольку, живя в губернаторском доме, она научилась не только смотреть собеседнику в глаза, но и могла поставить на место тех, кто ниже ее по статусу, потому что она действительно что-то из себя представляла, Матинна начала рассуждать, какие танцы принято нынче танцевать в Лондоне. Хотя и тут почерпнутые ею сведения давно уже устарели. Матинна спросила мнение Гусберри, но та просто расхохоталась, не отрывая ото рта свою треснутую фарфоровую чашку. Не зная, что еще сказать про модные танцы белых, Матинна решила добавить нечто такое, чтобы все же подчеркнуть свое превосходство, а именно – что ей хотелось бы заняться охотой на лис, потому что ей это близко и в силу происхождения, и в силу воспитания, которое она получила.

– С нами паршиво обошлись, даже хуже, чем с нашими стариками, – сказал Уолтер Тальба Бруни. – Ведь они-то были чистые дикари, а мы – добропорядочные христиане и не такие неучи.

Дальше он начал бормотать что-то невнятное, потом снова выпил, и настроение у него поменялось в противоположную сторону. Теперь он считал, что Бог на его стороне, только вот непонятно, почему Он не помогает ему. Уолтер Тальба Бруни поднял заплывшие от жира глаза на Матинну: в них стояла слезинка, а в слезинке, барахтая лапками, застряла большая вошь.

Матинна знала, что Уолтер Тальба Бруни взял себе жену и старался стать респектабельным человеком, но власти отняли у него овец, которые так и остались на острове Флиндерс, а он хотел, чтобы ему вернули их. В придачу он требовал выделить ему землю. Власти обещали – но только если он бросит пить. Чувствуя подвох, Уолтер Тальба Бруни запил еще сильнее.

– Мы же знаем, что белые это мы и есть. Ведь когда мы умираем, во второй жизни мы рождаемся с белой кожей. Тогда почему… – И тут он совсем запутался. Начал рассуждать то про Бога, то про Иисуса, а потом про дикарей и всю цивилизацию в целом, что все умрут, и выходило так, что если черные становятся белыми, значит, они будут такими же тупыми, как эти белые.

– Но как же? Как? – все вопрошал он.

– Лично я никакая не дикарка и не раб, – сказала Матинна. – И вообще, все черные ленивые, и я их презираю. Вот увидите, я выйду замуж за белого человека и стану знатной леди.

– Ну, если ты белая леди, чего ж ты тогда с нами пьешь? – встрепенулся Уолтер Тальба Бруни. – Иди и пей с белыми людьми.

Матинна потому пила с Уолтером Тальба Бруни и остальными, что среди белых никто, кроме нескольких забулдыг, не хотел знаться с нею. А туземцы, сколько бы они ни цапались между собой, одинаково воспринимали этот мир – даже слишком одинаково. Зависнув между своей прежней и новой жизнью, отпивая ром из потрескавшихся фарфоровых чашек и битых оловянных кружек, они пытались понять, кто же они и что с ними будет, и не находили ответа.

Сколько бы ни пила Матинна, она уже не могла остановиться. Может, потому она так и разозлилась на Уолтера Тальба Бруни, когда тот пошел провожать ее через лес. Кроны огромных деревьев так плотно смыкались, что лунный свет не попадал на дорогу. Матинна разозлилась не потому, что он слишком больно вошел в нее, и не потому, что слишком грубо «извинился», сказав, что она его не хочет, раз внутри у нее все сухо, и что она уже давно не хороша собой, чтобы ей платить, и это еще она должна ему приплачивать за полученное удовольствие. Нет, все дело было в том, что он не собирался отдавать ей обещанные полбутылки рома.

И они поругались. А когда он начал орать на нее, Матинна плюнула ему в лицо. Он ударил ее, а она ответила. А когда он схватил ее за волосы и засунул лицом в лужу – «На, пей!» – она уже ничего не могла поделать, хоть и пыталась отбиться.

А вокруг сгрудились деревья, чьи знания были древнее человеческих. И если уткнуться лицом в их толстую, покрытую мхом кору, можно их услышать. Там не надо ничего понимать, не надо слов, ибо деревья эти говорили с ней в ее снах. Матинна летела птицей сквозь высокую траву валлаби, и тело ее было переполнено уже не муˆкой, а радостью. Шелковые травинки щекотали ее ступни словно перышки, покрывая росой. И сама земля была босоногой Матинной, зимою – мокрой как ее ступни в кашице снега, сухой и пыльной летом.