Читать книгу "Кудесник (сборник) - Евгений Салиас де Турнемир"

Карета завернула во двор одного из таких домиков, который был невелик, но красивой постройки и свежевыкрашен ярко-голубой краской. На фронтоне его – около четырех колонн, двух балкончиков, верхнего этажа и нижней террасы, спускавшейся в садик, – повсюду виднелись белые деревянные медальоны, изображавшие разные мифологические фигуры.

Когда карета графа Феникса остановилась у подъезда, в доме началось движение. Граф вошел в прихожую, и навстречу к нему высыпало веселое общество, состоящее из пяти человек. Тут были: баронесса д'Имер, барон Рето, графиня д'Авила, Алексей Норич и сестра его. Последние были здесь тоже в гостях.

– Ну-с, переехали? Устроились? Расположились? – раздались голоса молодежи.

– Да, переехал… – начал граф Феникс, или Калиостро. – Как здоровье моей прелестной маркизы?.. Прошла ли лихорадка?

– Опять маркиза, – выговорила хозяйка дома, и ее красивые синие глаза под черными бровями блеснули ярче. Она не шутила, а сердилась.

– Виноват… все забываю… – отозвался Калиостро.

– Однако надо привыкать скорее к этому маскараду имен, – вымолвил Алексей. – Спасибо, что мы с сестрой сохранили наши имена.

Он проговорил это весело, но вдруг стал сумрачен и вздохнул. Все оглянулись на него, и все поняли, в чем дело. Он будто забыл, что тоже, хотя невольно, носит не свою фамилию и уже привык называться Норичем.

Иоанна прервала неловкую паузу и выговорила:

– Ну, Бог даст, скоро прекратится этот маскарад для всех. Мы снова примем наши настоящие имена, а вы – свое настоящее. И тогда мы вместе с графом Алексеем Зарубовским двинемся из этой дикой земли в нашу милую Францию.

– Ну а пока, – отозвался смеясь Калиостро, – двинемтесь в гостиную.

Все общество перешло в большую, довольно изящную комнату и уселось вокруг гостя.

– Ну-с, кстати, что же граф Зарубовский и его супруга? Какие новости дня? – произнес Калиостро.

– Новости дня? – отозвалась графиня д'Имер, то есть Иоанна, вывернувшая свое имя Реми наизнанку.

– Новость та, что Роза моя с сегодняшнего утра уже пользуется полным доверием графини и именуется главной попечительницей над всеми няньками и горничными ее младенца.

– Браво!.. Брависсимо! – воскликнул Калиостро. – Ну-с, а моя новость не менее важна. Мне назначена уже аудиенция у князя Потемкина, и я затрудняюсь только в одном: каким образом представиться – одному или с Лоренцой?.. Ну а вы, мой юный друг? – обратился Калиостро к Норичу.

– Я был вчера опять у графа, – отозвался Алексей. – На этот раз он отговорился болезнью. Меня приняла графиня и заявила, что дедушка, то есть граф, просит меня через нее передать письмо королевы.

– А я говорю, – воскликнула Иоанна, – что это вздор! И этого делать не надо. Пускай Норич сам покажет письмо графу Зарубовскому, спросит у него, как быть, попросит покровительства, чтобы доставить это письмо лично и вручить его самой императрице, но никак не отдавать его в руки графини и даже не оставлять у графа… А если они разорвут письмо королевы из злобы, из мести? Что тогда делать? Скакать за другим во Францию? Тогда мы погибли.

– Но все-таки, – заговорил Калиостро, обращаясь к Алексею, – расскажите мне подробно опять о вашем первом свидании с графиней и с графом Зарубовскими. Меня несколько смущает одна подробность вашего свидания. Пожалуйста, расскажите вновь в мельчайших подробностях, вспомните даже, если возможно, выражение лиц ваших врагов-родственников. Все это мне нужно для моих соображений.

Алексей начал рассказ о том, как первый раз по приезде в Петербург снова посетил своего старика деда. Все слушали молча и внимательно. Лиза, пересев поближе к брату, обняла его и тоскливо глядела на него, слушая его рассказ.

Красивая юная девушка, называвшаяся теперь д'Авила, то есть Эли д'Оливас, сначала слушала своего возлюбленного, но, зная все, что он скажет, наизусть, глубоко задумалась и унеслась мечтами далеко от Петербурга, в те пределы земли, где в эти дни уже давно зацвели апельсиновые и лавровые деревья, наполняя благоуханием чудно зеленеющие равнины под палящими лучами яркого южного солнца…

XV

Вся эта разнохарактерная компания, явившаяся теперь на берега Невы и принадлежащая к разным национальностям, даже не имеющая ничего общего между собой, была лишь связана искусно придуманным общим делом. И характером, и нравственным кругозором все они резко отличались друг от друга. И здесь, на берегах Невы, где их поневоле сплотила вместе ближе и теснее одна общая цель, различие характеров сказалось еще ярче.

Так, Иоанна и Алексей, как оказалось, были двумя крайностями. Насколько энергичная, но порочная, бессердечная женщина была способна на все, не исключая самого гнусного злодейства, настолько Алексей был добр, честен, правдив и неспособен даже на самый мелкий предосудительный поступок.

Две южные девушки, почти еще девочки, одна кровная испанка, другая почти немка, были чисты сердцем, наивны, и не только не запятнаны жизнью, но даже еще и не тронуты ею, как новорожденные младенцы… А рядом с ними появился и теперь постоянно был, от зари до зари, и действовал мелкий негодяй последнего разбора, Вильет, рыцарь подонков парижского народонаселения если не по происхождению, то по своей деятельности. Наконец, глава и начальник всей этой разноплеменной, чуждой друг другу компании, знаменитый кудесник, тоже ничего не имел общего со всеми своими случайными друзьями.

К его чести надо сказать, что он не был все-таки способен, по природной доброте сердца, на все то, что твердой рукой могла совершить Иоанна. Но к стыду его, надо прибавить, что он был все-таки способен с детства, приучен обстоятельствами, к таким деяниям, которые привели бы в ужас Алексея, если бы он знал хотя сотую долю похождений и приключений графа Калиостро, ныне Феникса, для России.

Все это общество, однако, переброшенное с берегов Сены на берега Невы, показалось бы постороннему наблюдателю веселой, беспечной, дружной кучкой людей. Могло показаться, что жизнь улыбалась им, что длинное путешествие через всю Европу и прибытие в Петербург было для них веселой прогулкой ради веселой цели… просто позабавиться.

В действительности все члены этой компании были теперь смущены: у всякого из них сердце было не на месте и всякий скрывал это от другого. Быть может, отходя ко сну или в минуту полного уединения, каждый и каждая из них, вдумываясь в свое новое положение, невольно ощущали на сердце тревогу. Настоящее было сомнительно, чересчур неопределенно и заурядно, будущее было темно. Что сулил завтрашний день – никто из них не знал.

Обстоятельства жизни каждого были запутаны в хитрый узел, который приходилось развязывать общими силами, а взаимного согласия и единодушия могло вдруг не оказаться.

Иоанна, или новая баронесса д'Имер, несмотря на свою предприимчивость и решительность, иногда смущалась, чувствуя себя в Петербурге стесненной в своих действиях. Там, среди своих соотечественников, она привыкла всякого видеть насквозь, как бы читать в сердцах людей, и ее прозорливость или какое-то чутье позволяли ей быстро познавать людей, хорошо подмечать их слабые стороны и играть ими, как марионетками.