Читать книгу "Любовница лилий - Ярослава Лазарева"

– Вот-вот, – оживленно ответил Виктор. – И мне хотелось бы перенестись в ту роковую ночь и все увидеть своими глазами. К тому же, как ты понимаешь, я унесу эту тайну с собой в могилу, – мрачно пошутил он.

– Хорошо, – после краткого раздумья согласилась Соланж. – Твое последнее желание будет исполнено!

Лилии вылетели из ладоней Виктора, раны затянулись, боль исчезла.

Из записной книжки:

«…До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, — В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей».

Сергей Есенин

Глава шестая

…Улица выглядела мрачно, шел снег, и он немного освежал сиреневую темноту сумеречного вечера. Виктор окунулся в эту атмосферу мгновенно, он вдохнул морозный воздух и расправил плечи. Оглядевшись, понял, что оказался в каком-то незнакомом переулке. Впереди маячила мужская фигура в пальто с поднятым воротником. Виктор одним прыжком приблизился, но не рассчитал и пролетел сквозь нее. Он отскочил в сторону и повернулся. На него шел молодой мужчина. Пшеничного цвета волосы были немного растрепаны, их покрывали поблескивающие снежинки. Серо-голубые глаза из-за большой радужки казались глубокими и синими и оживляли бледное, немного одутловатое лицо. Мужчина кашлянул, в воздухе разнесся легкий запах алкоголя.

– Есенин, – прошептал Виктор, вглядываясь в поэта. – Живой! От этого можно сойти с ума.

– Говори громче, – услышал он звонкий голос рядом с собой и повернулся. – Он все равно нас не видит и не слышит. Параллельные миры не пересекаются. Мы рядом, но в другой реальности.

– Я в шоке! – ответил Виктор. – Это Есенин!

– Да, это он, – подтвердила Соланж. – Мы в Петрограде, и это декабрь двадцать пятого года. Но ты же сам просил…

– Я в шоке, – повторил он, пристально глядя на прошедшего мимо поэта.

Он четко видел его профиль, легкую улыбку. Вот он стряхнул снег с челки, что-то пробормотал. Хотелось догнать его, остановить, поговорить. Но Виктор знал, что этого делать нельзя. Любое вмешательство могло привести к нарушению хода истории, а это хаос с непредсказуемыми последствиями.

– И как? – с любопытством спросила Соланж. – Что видишь?

– Живого Сергея Есенина, – с замиранием сердца ответил он.

– Да я не об этом! Просканировал поле?

– Бог мой, от волнения я даже забыл об этом! – спохватился Виктор и включил «второе» зрение.

Энергетический кокон поэта выглядел ослабленным и рваным в нескольких местах, цвета были тусклыми, имелись болотные тона алкогольного опьянения, сиреневые – депрессии. Но фиолетовые оттенки близкого суицида отсутствовали. В данный момент, Виктор мог бы поклясться, поэт не собирался уходить из жизни добровольно.

– Какое число? – уточнил Виктор.

– Двадцать седьмое, – сообщила Соланж.

– А официально он умер двадцать восьмого? – спросил он.

– Так, – подтвердила она. – Но я даже не подозревала, что ты настолько увлекаешься поэзией!

– Ты многого обо мне не знаешь, – сухо проговорил Виктор. – Когда я стал ловцом, Идрис первым делом внушил мне страсть к учению. И я активно набирался знаний по разным отраслям и науки, и искусства. И, конечно, литературы. Восполнял пробелы. Ты же высшая, и должна знать, что чем образованнее ловец, тем ему легче находить контакт с любым человеком. Наши клиенты могут быть из любой социальной прослойки.

– Лекцию мне собираешься читать? – с усмешкой спросила она.

– Не собираюсь! Просто одно время я плотно подсел на поэзию Серебряного века. Идрис настоятельно рекомендовал мне именно этот период.

– Знаю я обучающие курсы Ордена, – ответила Соланж. – Акцент на то время, когда самоубийства были повальными. Серебряный век в этом смысле богат на урожай, если можно так выразиться. Марина Цветаева, Владимир Маяковский – их знают все. Но были и другие. Мало кому известный поэт того времени Игнатьев Иван перерезал себе горло бритвой. Анна Мар отравилась цианистым калием. Чеботаревская Анастасия, писательница и жена Федора Сологуба, бросилась в Неву. Гофман Виктор, поэт круга Брюсова, Киссин Самуил, псевдоним Муни, Князев Всеволод, Витольд Ашмарин, Львова Надежда – все поэты того времени, и все они пустили себе пулю в лоб… И это лишь начало списка. Морфий в те времена был популярен. Поэт Алексей Лозина-Лозинский принял фатальную дозу…

– Хватит! – оборвал ее Виктор. – Я хорошо изучил курс и помню всех самоубийц того периода. Не забывай, что я ловец, и способности несколько другие, чем у обычного студента.

– Ладно, не злись! – умиротворяющим тоном сказала Соланж. – Уж очень ты стал вспыльчивым. Нервы ни к черту!

– Знаешь, я пока изучал этот период, всегда задавался вопросом: где же были ловцы? Неужели нельзя было предотвратить?

– Думаю, они тогда работали как проклятые, – тихо ответила Соланж. – Но ведь трудно противостоять подобному стечению обстоятельств – мода на суицид, хотим мы этого или нет, но возникла именно в то время перемен, к тому же повальное увлечение наркотиками, общая нервозная обстановка. А поэты подвержены больше других, сам знаешь. Они всегда находились в зоне риска. Но вообще, скажу по секрету, я заглядывала в секретные архивы и видела, скольких ловцы уберегли от ухода из жизни.

– Творчество Есенина меня впечатлило, – прошептал Виктор.

– Соединить миры? – спросила она и лукаво улыбнулась. – Сможешь пообщаться.

– Не провоцируй! – ответил Виктор. – Я хочу лишь узнать правду.

– Хорошо, – спокойно согласилась она. – Смотри.

Они двинулись вслед за поэтом. И тут увидели, что двое мужчин вывернули из-за угла и пристроились за ним.

– А вот и сексоты, – констатировала Соланж, – то бишь секретные сотрудники. Пасут поэта.

Мужчины шли, не отставая, но и не приближаясь. Но Есенин не почувствовал слежку, он был погружен в свои мысли. Минут через десять он вышел на проспект. Освещение все равно было слабым, хотя витрины магазинов, украшенные к новогодним праздникам простенькими электрическими гирляндами, отбрасывали разноцветные отблески на тротуар. Виктор заметил, как мало машин на проспекте. Неуклюжие модели автомобилей того времени тихо ползли по проезжей части, их иногда обгоняли дребезжащие грузовики. Были и громоздкие мотоциклы. Виктор увидел вдали телегу, запряженную двумя лошадьми. Редкие прохожие переходили проспект без всяких правил.

Есенин поравнялся со входом в магазин одежды, оттуда вышла девушка. Виктор окинул взглядом ее наряд: темно-серое мешковатое пальто с воротником-шалькой, меховая горжетка, черная шляпка с топорщащейся вуалеткой, прикрывающей лоб. Золотистые подвитые волосы выбивались из-под полей. Девушка остановилась и открыла ридикюль. Есенин в этот момент поравнялся с ней и что-то тихо проговорил. Она вскинула голову резким движением, словно он ударил ее по лицу, гневно глянула из-под вуали и резко бросила: