Читать книгу "Эта страна - Фигль-Мигль"

– Знаешь, кто я? – Полковник вгляделся в ставшее замкнутым лицо. – Знаешь. Давай поговорим.

– С чего ты взял, что я буду с тобой разговаривать?

– Выбора у тебя нет. …Улыбаешься?

– Вспоминаю, сколько раз за эти месяцы я слышал эту фразу.

– И от кого же?

– Нет, господин полковник, я не доносчик.

– Товарищ полковник.

– Мне ты не товарищ. Что-нибудь ещё?

– Личный вопрос. Зачем такому герою подставлять девушку?

– Девушку? Ах, девушку… И чем она так тронула сердце полковника из охранки?

– Это в мои обязанности входит. Таких девушек защищать.

– От них же самих? понимаю… Знаешь, Татев, ты впустую тратишь казённое время. Если тебе сотрудники нужны, ты сейчас не по адресу. Поскреби, поищи… Может, найдёшь каких жандармов бывших. А я с охранкой не стану… сотрудничать.

– Да и не надо. Своим коллегам по-любому будешь объяснять, как ты здесь оказался. У социалистов это типа спорт, поиск провокаторов.

– …

– …

– …Тот человек… От которого пришло сообщение… Он…

– Человек, от которого пришло сообщение? А, он ни сном ни духом. Сейчас не обязательно кого-то заставлять посылать сообщения. Даже телефон его у него из кармана вынимать не нужно. – Полковник Татев достаёт собственный мобильник и с любовью его рассматривает. – Дивные в XXI веке технологии, правда? Но у всяких дивных технологий есть оборотная сторона. – Он смотрит Лихачу в глаза. – А самое дивное в том, что ты теперь своего товарища – он-то тебе товарищ? – будешь подозревать, подозревать и мучиться. Правду я тебе сказал или нет? Поверить охранке или не поверить? А товарищу ты своему поверишь, когда он тебе скажет то же самое, что я? Понимаешь меня? Чуешь, чем пахнет?

Он дружески, со смехом треплет Лихача по плечу, и тот настолько ошеломлён, что даже не сбрасывает руку. Потом Лихач делает шаг назад, поворачивается и молча уходит. Обождав, полковник свистит. Из скрытых ротондой кустов выбирается Зоркий. (Кусты почти полностью облетели, но если не обойти ротонду кругом, не изучить всё внимательно, не заметишь, что в кустах всё это время сидел человек с камерой.)

– Ну что, всё заснял? Покажи.

– Только не знаю, как со звуком.

– А звук нам ни к чему, звук мы уберём. Вот так… И так… Отлично. Встреча на Эльбе.

– Товарищ полковник..?

– На Эльбе, на Эльбе. Займись наконец историей, Зоркий. Тебе что, совсем не интересно?

– Да какая это история, товарищ полковник. Сплошные буржуазные фальсификации.

– Например?

– Ну чего например… Дело же в общем подходе, а не в примерах. А общий подход – махрово реакционный!

– …Это ты про государя императора?.. Или, там, генерала Власова? Власов-Власов, так и есть. А что флаг… флаг, конечно… Нужно абстрагироваться. Тот, да не тот. Но при чём тут Второй фронт? Погляди на фотографии с Ялтинской конференции: Черчилль, Рузвельт и Иосиф Виссарионович… в креслицах… на терраске… Всё путём.

– С империалистами-то!

– Империализм, Зоркий, в настоящий момент реабилитирован.

– …

– Не веришь?

– Имеешь возражения?

– …

– Вот и хорошо.

– …И мы ведь не деревянные, товарищ полковник.

– Конечно, не деревянные. Вы стальные. Меня так учили.

– Сколько лет мы знакомы? – спрашивает фон Плау.

Казаров хмурится и считает:

– …С Вильны. Шестнадцать.

– Семнадцать. И сколько раз за это время я тебя обманул?

– Ты имеешь в виду, сколько раз мне удалось схватить тебя за руку? Ни разу.

(Разбита моя жизнь, думает Казаров. И даже не на осколки, которые яркие и блестят и могут порезать, а в пыль и прах… мелкую бесцветную пыль.)

– Не прими за угрозу. Прошлое есть у всех. Я просто знаю, каким было твоё.

– Новым на это плевать. По-моему.

– Плевать не плевать, а вопросы будут. И не только от новых.

День, но в комнате полутемно, на хмурый ноябрьский лад. Из окна видны соседний дом, облетевшие деревья, купол церкви. (Вот прямо сейчас Игорь Биркин с задавленным ужасом оглядывает сборище за дубовым столом малого конференц-зала библиотеки, Саша Энгельгардт мимо Биркина смотрит в окно, Марья Петровна с той стороны двери идёт по коридору и не останавливается.) Тёмный мокрый купол блестит, размыто блестит золотой крест над куполом. Казаров стоит с видом побитого пса – всерьёз он это? придуривается? – и смотрит куда угодно, лишь бы не на своего мучителя. (Вот прямо сейчас полковник Татев смеётся Лихачу в спину, а Зоркому – в глаза.)

– Тебе не приходило в голову, что можно остановиться?

– Остановиться?

– Ну вот люди… Живут, как умеют… Спокойная жизнь… сытая… Тебе их совсем не жалко? Людей этих?

– Кисляйничать ты начал, Казаров. Сам-то раньше жалел?

– На то нам и новая жизнь дана. Для второй попытки.

– Не будет ни у кого второй попытки!

– …

– Что ты там начудил? В деревне этой?

– В Трофимках? Ничего. Сработал, как договаривались.

– Плохо сработал.

– Я один, помощи ни от кого. Новые мешают.

– Один. Как это один?! Все мужики за тобой!

Очнись, думает Казаров. Не за мною мужики, и не за Василием Ивановичем, и не друг за друга. А такого, как ты, живым сожрут.

– Прежде у тебя ловчей выходило. Забыл, как правую оппортунизьму организовывал, с печатями-списками? Партийные взносы брал… На учёт ставил… Недотыкомку из соседней деревни в Бухарина переодел и подбивал мужиков на демонстрацию. Как ты его нарядил-то?

– Как обычно. Шляпа, очки – вот тебе и Бухарин.

– Колей называл… По-свойски…

– Прежде у мужиков ненависть была. И страх тоже.

– По тем твоим спискам их и брали. Альбомом пошли.

На свете есть люди, которых нужно просто давить, думает Казаров. Давить, как клопов.

– И имущество переписывать ты хорошо придумал. На случай, если конфискуют, а по итогам демонстрации будут возвращать – так, что ли? Честно написали. Знаешь, что такое альбом?

– …

– Это когда фотография, состав преступления – страничка на человека в тетрадочке, а приговор один на всех. Ну, в конце концов, не самые те тетрадки толстые. Обычно так белоказачьих карателей расстреливали.

Всё и всегда прилетает обратно: государствам, народам и отдельным лицам. Прошлое возвращается – уже и думать о нём забыл – и выбивает ногою дверь.