Читать книгу "Отравленная маска - Валерия Вербинина"

– Сюда, – сказал Павел Семенович, кивая на маленькую темную дверь напротив.

Саша заколебался. Что делать? Идти прямо туда? А что, если их враг вооружен? Что, если он затаился и поджидает их? Не лучше ли позвать на помощь слуг? Да, но если тревога окажется ложной, он, Зимородков, просто-напросто станет всеобщим посмешищем. Нет уж, тут надо управиться самому.

– Как будем действовать? – боязливо спросил художник.

И Саша разозлился на себя, поняв, что Митрофанов заметил его страх.

– По обстоятельствам, – буркнул он казенную фразу из полицейского обихода. – Держите лампу покрепче.

И он осторожно толкнул дверь, которая, с заунывным скрипом повернувшись на петлях, отворилась внутрь комнаты – во мрак и в неизвестность.

– А вдруг он еще там? – пробормотал художник, трясясь, как в лихорадке. Керосиновая лампа ходуном ходила в его руке.

– Эй, – тихо спросил Саша комнатный мрак, – есть здесь кто-нибудь?

Он напрягся, ожидая услышать хоть какой-нибудь подозрительный звук, но было совершенно тихо. Помедлив, Саша осторожно переступил порог, и первое, что бросилось ему в глаза, было открытое окно, белую занавеску на котором колыхал ночной ветер.

– Павел Семенович, – быстро спросил он, – окно было открыто, когда вы ложились?

– А? – Художник озадаченно уставился на него. – Да, я открывал его вчера вечером, потому что было очень душно.

«Болван!» – выругался про себя Саша.

В следующее мгновение дикий, нечеловеческий вопль разорвал мрак. Он был так страшен, что художник подпрыгнул на месте, едва не выронив фонарь, и даже волосы на его голове встали дыбом от ужаса.

– А, черт! – завопил Саша.

Вопль оборвался протестующим визгом. Сгусток тени вскочил на подоконник, сверкнул на опешивших мужчин желтыми глазами и прыгнул в сад.

– Проклятье! – выругался Саша, опуская револьвер. – Это Васька!

– Какой Васька? – пролепетал окончательно перепуганный Митрофанов.

– Да кот, боже мой! Похоже, я случайно наступил ему на хвост, вот он и заорал, как бешеный.

И Саша засмеялся – нервным, захлебывающимся смехом. Но в душе он чувствовал невероятное облегчение оттого, что все объяснялось так просто. Павел Семенович смотрел на него, вытаращив глаза.

– Вы хотите сказать, – промолвил он наконец, – что меня разбудил… кот? – Он перевел дыхание. – Господи! Как я рад! Вы даже представить себе не можете, до чего я испугался, когда…

Он улыбался бледными губами, прижав левую руку к груди. В правой руке он держал лампу, которая качалась, отбрасывая на стены причудливые тени.

– А это что? – внезапно спросил Саша изменившимся голосом.

– Где? – поразился художник, но Саша уже отобрал у него лампу и поднес ее к картине, стоящей на мольберте. Это был портрет Муси.

– Боже мой! – простонал художник, поднося обе руки к голове. – Боже мой!

Полотно было искромсано, изрезано, изуродовано. Куски холста торчали во все стороны. Из горла Павла Семеновича вырвалось какое-то бульканье. Он подошел ближе, силясь что-то сказать, но голос изменил ему. Саша протянул пальцы и осторожно дотронулся до одного из надрезов.

– Похоже, на этот раз он решил поработать ножом, – мрачно сказал он. – Да, теперь картину точно не удастся восстановить.

Он повернулся и заметил в углу еще несколько полотен.

– Ваши? – спросил Саша у Митрофанова, указывая на них.

Тот только кивнул головой. Саша поднял лампу повыше, и художник жалобно замычал. Было похоже на то, что одержимый на этот раз не пощадил ни одного холста. Нитки, лохмы, клочья картин валялись на полу, под шкафами, в углах комнаты. Пейзажи, портреты, неоконченные наброски были в буквальном смысле слова разнесены в клочья.

– Да… – тяжело вымолвил Саша, и шрам над его верхней губой дернулся.

Митрофанов рухнул в кресло и разразился высокими, тонкими, по-бабьи подвывающими рыданиями, каких Саша никак не мог ожидать от этого крупного, сильного, высокого мужчины. Сглотнув, следователь отвел глаза.

А художник все плакал, раскачиваясь всем телом, и по щекам его текли крупные непритворные слезы.

* * *

– Это уже ни на что не похоже! – бушевал Орлов на следующее утро. – В моем доме… в моем собственном доме…

Он задыхался от возмущения.

– Найдите его! Немедленно найдите – слышите?

– Да, Иван Петрович, – сказал судебный следователь фон Борн. – Как вам будет угодно.

Орлов поглядел в его бесстрастное лицо, хотел сказать что-то резкое, но передумал и удалился, играя желваками. Фон Борн пожал плечами и хотел подняться к художнику, но тут к нему подошел лохматый молодой человек с угрюмым лицом, которое красила только застенчивая улыбка.

– Вы Федор Иванович фон Борн, верно? Местный судебный следователь? А я из московского департамента полиции. Думаю, вам надо кое-что знать о том, что происходит в Ясеневе…

И Зимородков без утайки рассказал фон Борну об одержимом, о покушениях на Амалию и о том, как портрет Муси был испорчен в первый раз. Фон Борн слушал и не перебивал, только изредка щурил свои светлые глаза под бесцветными ресницами.

– Да, – сказал он, когда Саша закончил, – с таким мне еще сталкиваться не приходилось. Вам удалось что-нибудь установить по поводу ночного происшествия?

Саша замялся. Он осмотрел подоконник и карниз и был вынужден констатировать, что неизвестный не мог прийти этим путем. Значит, он явился, как обычно являются все люди, то есть вошел через дверь.

– Дверь не была заперта? – нахмурился фон Борн.

Саша ответил, что Павел Семенович не помнит, но, кажется, он все-таки запер ее вечером. Иначе и не может быть – ведь на его картину уже один раз покушались.

– Пойдемте-ка взглянем на дверь, – перебил его фон Борн.

Дверь, ведущая к художнику, принесла сыщикам сюрприз. Она оказалась снабжена изнутри отличным засовом, который был целехонек и способен был преградить вход на половину Митрофанова любому нежелательному лицу.

– Значит, Павел Семенович все же не запер дверь, – резюмировал фон Борн. – Потому что, если бы он ее закрыл, никто бы просто не смог к нему войти.

– А засов никак нельзя открыть снаружи? – с надеждой в голосе спросил Саша.

Федор Иванович поглядел на Зимородкова загадочным взором, и в бесстрастном лице фон Борна впервые мелькнуло нечто, похожее на оживление.

– Сейчас проверим, – сказал тверской следователь. – Ну-ка, голубчик, зайдите в комнату да закройте засов, а я из коридора попытаюсь отпереть его.

Саша повиновался. Из-за двери послышалась подозрительная возня и какие-то еще более подозрительные шорохи. Наконец фон Борн легонько постучал в дверь, и Саша открыл ее. Федор Иванович убирал в карман какую-то сложную проволочку, и Саша, моментально признавший в ней воровской инструмент, озадаченно уставился на коллегу.