Читать книгу "Багровый молот - Алекс Брандт"

Последний вопль прорезал ночную тьму:

— Сокруши своих врагов, Сатана!!

Безумие овладело всеми, ярость упала на головы. Ведьмы принялись убивать друг друга. Одна из них камнем размозжила затылок юноше, что летел на сизой волынке, другая впилась ей когтями в лицо. Третья вонзила зубы в шею своей соседке, четвертая, не глядя, вырвала из чьей-то головы клок волос. Кровь текла по их подбородкам, как сок раздавленных ягод. Раскаленной добела масляной лампой полыхала в небе луна.

Не в силах больше смотреть на все это, Фёрнер упал на колени, закрыв ладонями плачущее лицо. Ему казалось, что еще немного — и разум его помрачится, и тогда слуги зла сумеют взять над ним верх, заставят его присоединиться к отвратительному, злобному танцу, заставят совокупляться, глумиться над святынями, убивать…

Но чьи-то ледяные, сильные руки вдруг опустились ему на плечи, подняли его, повели в сторону, и знакомый голос сладко зашептал ему в ухо:

— Наслаждение немыслимо без боли, без жажды, без чужого страдания! Открой глаза, посмотри!

Его привели куда-то на дальний край площадки, где, прикованный железными цепями к врытым в землю высоким столбам, ревел от боли огромный медведь. Ведьмы толпились вокруг него, полосовали его бичами, тыкали горящими факелами, опаляя густую бурую шерсть.

— Знаешь, кто это? — хихикая, спросила рыжеволосая. — Великий воин, сражавшийся против зла. Мы поймали его, мы превратили его в дикого зверя, а сегодня, после многих мучений, он найдет свою смерть.

— Но зачем? — еле слышно спросил викарий, отступая на шаг назад.

— Иногда, чтобы убить человека, необходимо превратить его в зверя. Неужели ты об этом забыл?

Пальцами она взяла его подбородок и повернула в сторону, и он увидел, что в руках колдунов появились кривые луки. Тетива натянулась до звона, пальцы стиснули черную, с костяным наконечником, отравленную стрелу и, помедлив, с наслаждением отпустили ее в полет. Стрела за стрелой вонзались в грудь и шею могучего, бессильного зверя, скованного железом, и вот он уже весь истыкан стрелами, и ведьмы смеются, визжат:

— Глядите! Это же святой Себастьян!

У него больше не было сил смотреть на это безумство. Обхватив голову руками, он бросился прочь. Прочь от огненного кольца, от ведьм, оборотней, истязателей. Прочь, в темноту, за деревья, сквозь мертвые колючие ветви.

Он не помнил, как долго бежал. Лицо было расцарапано в кровь, ноги гудели, волосы слиплись от пота. Услышав за спиной шорох, он обернулся. Рыжеволосая стояла в двух шагах от него. Господи, когда же она оставит его в покое?

— Посмотри на себя, милый, — с каким-то странным смехом сказала женщина, указывая рукой на небольшое озерцо, скрытое за камышами и черными лезвиями осоки. Повинуясь этому жесту, он сделал несколько шагов, склонился над гладкой, безмолвной водой.

В следующую секунду он закричал — мучительно, раздирая горло. Закричал от отвращения и ужаса.

Когда он очнулся, то увидел, что лежит на полу. Йорг, его лекарь, держал у его ноздрей какой-то флакон прозрачно-голубого стекла.

— Что… Что со мной было? — еле слышно прохрипел Фридрих Фёрнер, делая попытку подняться.

Лекарь положил руку ему на лоб. Прикосновение было мягким и успокаивающим.

— Вас нашли на полу, ваше преосвященство.

— Меня… Меня…

— Простите, ваше преосвященство? — непонимающе спросил лекарь.

— Они околдовали меня, — прошептал Фёрнер. — Изуродовали лицо…

— С вашим лицом все в порядке, — спокойно возразил Йорг. — Вы просто переутомились. Каждому человеку необходим отдых, иначе это непременно кончится обмороком.

Опираясь на его руку, Фёрнер смог встать на ноги и добрести до своего кожаного кресла.

— Я долго был без сознания? — тихо спросил он.

— Несколько часов.

— Вызовите Николаса, моего секретаря.

— Ваше преосвященство, я думаю, что…

— Мне все равно, что вы думаете. Вызовите. Сейчас же.

Новости, которые сообщил Фёрнеру секретарь, были ошеломляющими: после двух дней допроса Катарина Хаан согласилась признать вину — при условии, что ее не заставят свидетельствовать против мужа, а дети ее будут немедленно освобождены.

Фёрнеру не потребовалось много времени, чтобы принять решение.

— Передайте: мы согласны на эти условия. Но если она хочет нас обмануть, пусть знает: наказанием будет страшная мука из тех, что когда-либо испытывал человек.

— Ваше преосвященство, чтобы отпустить ее дочерей и сына, необходимо ваше письменное…

— Ни в коем случае. Ее дочерей до особых распоряжений перевезти в Цайль. Сына — оставить. Я сам его допрошу, когда силы вернутся. Идите же, Николас. Дело не терпит задержки.

Глава 22

Сорок ударов сердца. Пятьдесят. Тысяча.

Серая вода, серое небо, серые валуны на разбитой дороге. Каменный мост, стягивающий течение Майна, маленький домик смотрителя. Пурпурно-золотой лес распластал осыпающиеся крылья по берегам, словно огромная, умирающая от холода райская птица.

— Их перевозят в Цайль, — сказал Вильгельм, явившийся утром. — Обеих: Урсулу и Вейнтлетт.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Альфред.

— Отец имеет привычку громко разговаривать, не закрывая при этом дверей, — криво усмехнувшись, ответил Вильгельм. — Их повезут по личному распоряжению Фёрнера. Сегодня, в три пополудни. Можно будет перехватить по дороге, я знаю подходящее место.

От чужого нагрудника кисло пахнет железом, ледяной страх смешан с обжигающим чувством надежды. Через несколько минут на дороге появится Томас: он должен предупредить, что карета едет. Вильгельм сказал, что обычно в таких случаях конвой состоит из пяти человек: один — в карете, двое — верхом. Еще один — на козлах, рядом с возницей.

— Значит, четверо против пятерых? — спросил Ханс.

— Трое, — спокойно ответил Пфюттер. — Я не поеду.

В тот вечер, когда они сидели в «Генрихе Святом» и чуть было не подрались с солдатами, Вильгельм сказал, что выступить против государственной власти — то же, что выступить против родного отца. Но сейчас, после долгих, томительных минут ожидания, Альфред думал иначе. Выступить против государственной власти — то же, что выйти одному на пустую дорогу и смотреть, как навстречу тебе движутся, стуча сандалиями, стальные когорты римского легиона. Солнце вспыхивает звездами на доспехах, над ровными рядами покачиваются деревянные выпрямленные ладони, значки манипул. Длань, которая простерлась над целым миром… Как можно противостоять им? Они сомнут хоть одного, хоть десяток, хоть сотню. Их броня отразит любую атаку, тяжелые, подбитые гвоздями калиги[107]втопчут соперника в грязь.