Читать книгу "Адмирал Кузнецов. Опальный адмирал - Александр Золототрубов"

«Я тоже этот объект упустил из виду, — упрекнул себя нарком. — Сколько раз говорил с Октябрьским по телефону, а про завод забыл». Он взял ручку, быстро составил телеграмму в адрес Военного совета флота и отдал ее Галлеру.

— Несите на мой КП, пусть срочно передадут в Севастополь.

— Ясно, понял, благодарю. — Галлер стремительно вышел из кабинета.

Позже Кузнецову стало известно, что самолеты флота нанесли удар по объекту и уничтожили его. Естественно, нарком указал Галлеру на серьезные упущения.

— Беспечность всегда можно чем-либо оправдать, — сердито сказал он, — труднее поступить по совести, на это порой надо иметь смелость.

Николай Герасимович пил за столом чай, разглядывая оперативную карту. В это время Галлер принес ему депешу от адмирала Левченко.

— Только что поступила из Севастополя, — обронил он.

Нарком прочел ее и ощутил неудовлетворенность. Что же задело его за живое? В связи с угрозой захвата главной базы флота Керченского полуострова Левченко своим приказом создал два оборонительных района — Севастопольский и Керченский. Дело стоящее, отметил Кузнецов. Но зачем Левченко решил развернуть свой КП в Севастополе, а КП командующего флотом предлагает вынести на Кавказ? Руководить сражающимся флотом с Кавказского побережья? Что-то не то сотворил Гордей Иванович! И еще один сюрприз: не Октябрьского назначил командующим Севастопольским оборонительным районом, а генерала Петрова. Странно…

Галлер признался:

— Я тоже не понимаю Гордея Ивановича. Чего он хочет?

— Вот уж никак не ожидал такой прыти от своего заместителя, — горячился Кузнецов. — Черноморский флот большой, с разнородными силами, и руководить им надо из главной базы! Я пойду в Ставку и добьюсь, чтобы Октябрьский возглавил СОР. Ему, и только ему руководить обороной города!

Но прежде чем идти к Верховному, Николай Герасимович не преминул зайти к маршалу Шапошникову. Тот лишь взглянул на него и вдруг спросил, поздоровавшись:

— Отчего вы, голубчик, такой сердитый? Обычно в ваших глазах я вижу улыбку, а тут пылает огонь!

Нарком ВМФ, уже не стесняясь, выложил начальнику Генштаба все, о чем болела душа, а в конце разговора резюмировал:

— Только Военный совет флота, лично командующий флотом могут по-настоящему руководить обороной Севастополя. Тому пример Одесса!

— Пойдемте вместе к Верховному, — сказал Шапошников и взял свою рабочую папку. — У меня нет возражений…

У наркома отлегло на душе.

До глубокой ночи готовилась в Генштабе директива. 7 ноября в два часа ночи, накануне военного парада на Красной площади Сталин, Шапошников и Кузнецов подписали ее. Верховный был строг и хмур.

— Надо сковать силы противника в Крыму, — глухо произнес он, — не допустить его прорыва на Кавказ через Таманский полуостров.

Ставка приказывала считать главной задачей Черноморского флота активную оборону Севастополя и Керченского полуострова. Севастополь не сдавать, оборонять его всеми силами. Но самое главное, чего добился Кузнецов, — руководство обороной было возложено на командующего Черноморским флотом Октябрьского, который был подчинен адмиралу Левченко, его заместителем в Туапсе оставался начальник штаба флота адмирал Елисеев…

— Вам тоже надо быть на военном параде, — сказал Сталин Кузнецову, когда тот уходил к себе.

У наркома ВМФ и в этот день хватало забот. Он поручил Галлеру переговорить с контр-адмиралом Майлсом: дадут ли нам англичане тральщики с электромагнитными тралами и когда? Попутно надо узнать, вышел ли из Исландии в Мурманск очередной конвой союзников, сколько транспортов в его составе и что за груз.

— Я уже уточнил, Николай Герасимович, — отозвался Галлер. — Конвой «PQ-3» вышел третьего ноября, будет в Архангельске примерно 22 ноября, состав конвоя — семь судов. А вот дело с тральщиками и тралами продвигается туго. Англичане много обещают, но мало делают.

— И все же попытайтесь, Лев Михайлович, убедить Майлса, чтобы ускорил поставку тралов. — Кузнецов отбросил челку со лба. — Вчера на станции метро «Маяковская» товарищ Сталин сделал доклад по случаю праздника Октябрьской революции. Знаешь, что он сказал? Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР, и они ее получат! Не зря вождь так заявил, не зря, Лев Михайлович, значит, будут усилены удары по врагу… Да, а наши моряки к параду готовы?

— Готовы, Николай Герасимович. И настрой у них боевой. Я лично все проверил…

У Мавзолея Кузнецов лицом к лицу встретился с председателем Исполкома Моссовета Прониным. Он был в теплом пальто, на голове меховая шапка, из-под которой блестели глаза.

— Моряки будут на параде, Николай Герасимович? — спросил он.

— Обязательно, Василий Прохорович! — улыбнулся Кузнецов. — И так же как бойцы, прямо с Красной площади уйдут на передовую…

Нарком ВМФ спешно поднимался по ступенькам Мавзолея. За спиной он услышал знакомый голос, обернулся. Это был секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь МК и МГК ВКП(б), начальник Главпура Красной Армии Щербаков.

— Твой генерал Рогов в Крыму? — спросил он, тяжело дыша. — Что-то у меня сердечко пошаливает… А ты как?

— Пока на свой мотор не жалуюсь, — усмехнулся Николай Герасимович. — А Рогов на Черноморском флоте. Он молодчина, в кабинете не засиживается.

— Камешек в мой огород? — усмехнулся Щербаков, поправляя очки.

— Не обессудьте, Александр Сергеевич, я же знаю, что вы прибаливаете, — смутился нарком. — Куда вам на фронт! У вас здесь дел под завязку.

Николай Герасимович хорошо видел Красную площадь. От Исторического музея до храма Василия Блаженного в четком строю застыли войска. Утро морозное, от ледяного ветра захватывает дыхание. Сыпанул снег. Кузнецов посмотрел на часы — 8.00. Из ворот Спасской башни на коне выехал первый заместитель наркома обороны маршал Буденный. Трибуны встретили его громкими аплодисментами. «Как будто влит в седло», — тепло подумал Кузнецов о Семене Михайловиче, с которым давно подружился и которого уважал. Командующий парадом генерал-лейтенант Артемьев отрапортовал маршалу: войска Московского гарнизона для участия в параде построены! Грянул сводный оркестр. Буденный и Артемьев объехали войска. Маршал поздравил их с великим праздником, потом поднялся на Мавзолей. Сталин подошел к микрофону и произнес речь. Голос слегка приглушенный, но в нем было столько искренности! Кузнецову казалось, что Сталин никогда еще не говорил так тепло и уверенно, как в это морозное утро 7 ноября.

— На вас, — говорил Сталин бойцам и командирам Красной Армии, — смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков…

— Волнуется Верховный, и голос у него как-то дрожит, — шепнул Николай Герасимович стоявшему рядом с ним генералу Жигареву.

— Он и вчера волновался, когда выступал с докладом на торжественном собрании на станции метро «Маяковская», — также тихо отозвался тот.