Читать книгу "Дом - Бентли Литтл"

Это была идеальная жизнь. Ни о чем не нужно было думать заранее, ничего не нужно было доводить до конца; они занимались тем, что хотели, тогда, когда хотели, заполняя бесконечные свободные дни своими прихотями.

Однако дома что-то было не так. Дэниел это чувствовал. Родители ничего не говорили, однако он замечал в их отношениях едва различимую перемену, чувствовал отсутствие чего-то такого, о существовании чего даже не догадывался. Вечером за столом под напускной любезностью отца просматривалась ярость, веселье матери не могло скрыть ее печаль, и Дэниел радовался тому, что на дворе лето и ему не нужно проводить с родителями столько времени, сколько обычно.

Однако по мере того как проходили дни, воспоминания о школе отступали на задний план, и летние ритмы становились менее спонтанными и более предсказуемыми; и у Дэниела крепло подозрение – нет, он все больше убеждался в том, что ни мать, ни отец не виноваты в ухудшении своих взаимоотношений. Они были жертвами. Как и он, они видели происходящее, но ничего не могли поделать, вынужденные бессильно наблюдать за всем со стороны.

Виноват в этом был Биллингсли, слуга.

И его грязная дочь.

Дэниел не мог сказать, почему он так решил, но знал, что его догадка верна, и хотя прежде он не слишком об этом задумывался, теперь он вдруг осознал, что эти двое, отец и дочь, вселяют в него ужас. Дэниел не мог сказать точно – почему. Биллингсли неизменно вел себя по отношению к нему вежливо и почтительно – слишком вежливо и почтительно, – в то время как Донин стеснялась и избегала его, словно была в него влюблена. Но он поймал себя на том, что боится их, и стал сознательно прилагать усилия, чтобы не встречаться с ними, избегать их, по возможности никак не контактировать.

Его родители, заметил он, делали то же самое.

В чем дело? Почему отец просто не прогонит Биллингсли?

Потому что дело было не только в слуге и его дочери. Дело было также в самом доме. От него исходила угроза, он был каким-то неестественным, словно…

Словно в нем обитали призраки.

Вот оно. Словно дом был живой и контролировал все, что происходило в его пределах: где его обитатели спят, когда завтракают и ужинают, куда они ходят и что делают, а те были лишь пешками в его руках. Дэниел сознавал, что это очень странная мысль, однако ему казалось, что все обстоит именно так, и это объясняло, почему его отец, всегда бывший полновластным хозяином в доме, феодалом в своем замке, теперь имел побитый вид, словно стал гостем в своем собственном доме.

Нет, не гостем.

Пленником.

Если б Дэниел был постарше, если б у него было больше мужества, он поговорил бы с родителями, спросил, в чем дело и могут ли они как-либо повлиять на ситуацию. Однако у них в семье дела обстояли не так. Никто не говорил о проблемах напрямую; все предпочитали выражаться иносказательно, стремясь выразить свою точку зрения туманными намеками и косвенными замечаниями в надежде на то, что остальные члены поймут и так, и им не придется выкладывать все начистоту.

Поэтому Дэниел как можно больше времени проводил вне дома, играл с друзьями, полностью отдавшись лету и веселью, стараясь не думать о переменах дома. Вместе с Джимом, Полом и Мэдсоном они построили конуру в лесу за домом Пола. Смастерили коляску и по очереди носились в ней вниз по Стейт-стрит. Намывали золото в ручье. Смотрели боевики по цветному телевизору дома у Джима. Устраивали индейский лагерь в парке.

Вне стен дома лето было замечательным.

Но внутри…

Все началось как-то вечером, после того как Дэниел с друзьями провели весь день в кинотеатре в поселке, дважды просмотрев два полнометражных диснеевских мультфильма. Вышли они усталые, обожравшиеся конфет и направились каждый к себе домой. Родители ждали Дэниела – они всегда ужинали вместе, у них в семье это было твердое правило, – и он, поев, поднялся наверх, чтобы принять ванну.

Ему уже несколько недель удавалось успешно избегать Биллингсли и его дочь – слугу он встречал только за ужином, а Донин вообще не видел, – но тем не менее он решил не рисковать и убедился в том, что слуга по-прежнему на кухне, затем заглянул в коридоры, нет ли там его дочери, и лишь после этого схватил в своей комнате пижаму и заперся в ванной.

Донин вошла, когда он сидел в ванне.

– Эй! – воскликнул Дэниел.

Он был уверен в том, что запер дверь, и то обстоятельство, что девочка все равно смогла войти, напугало его.

Скинув с себя грязную пижаму, она забралась в ванну.

Дэниел выскочил из ванны, разбрызгивая воду на пол, и, отчаянно призывая на помощь маму и папу, схватил полотенце и попятился назад, стараясь не поскользнуться на мокром полу.

Донин хихикнула.

– Убирайся отсюда! – крикнул ей Дэниел.

– На самом деле ты не хочешь, чтобы я уходила.

Продолжая хихикать, девочка указала на его член, и Дэниел, смутившись, поспешно прикрылся полотенцем. Он ничего не мог с собой поделать: у него произошла эрекция. Вид обнаженной девочки подействовал на него возбуждающе, что еще больше напугало его; он попятился к двери, нащупал ручку и попытался ее нажать.

Дверь была заперта.

Дэниел не хотел поворачиваться спиной к Донин, не знал, что она может сделать, однако у него не было выбора, и он отвернулся.

– Твоя мать не сможет жить, – произнесла у него за спиной девочка.

Дэниел стремительно развернулся.

– Почему?

– Она должна умереть.

Ее тон был таким будничным, что Дэниел перепугался до смерти. Выскочив из ванной, он побежал по длинному коридору. Он хотел забежать к себе в комнату, взять вещи, одеться, но ему было страшно – он боялся, что Донин проникнет туда так же легко, как проникла в ванную, – поэтому Дэниел сбежал вниз по лестнице, все еще прикрываясь полотенцем. Родители оставались за столом, и когда мать удивленно подняла на него взгляд, Дэниел увидел у нее в глазах смесь беспокойства, тревоги и страха. Он залился слезами. Дэниел уже давно не плакал – плачет только малышня, – но сейчас он заплакал, и мать встала и прижала его к себе, а он всхлипывал и повторял:

– Я не хочу, чтобы ты умерла!

– Я не собираюсь умирать, – заверила его мать.

Однако голос ее прозвучал далеко не так твердо, как должен был прозвучать, и Дэниел только расплакался еще сильнее.

Потом ему стало стыдно. Он не понимал, в чем дело – речь шла о гораздо более важных вещах, и тут было не до стыда, – однако испытал именно это чувство, и хотя рассказал родителям, что испугался наверху, в ванной, он не объяснил им, что произошло на самом деле. И все же Дэниел упросил родителей подняться наверх вместе с ним, в надежде на то, что Донин по-прежнему там, и заставил отца обыскать все шкафы у него в спальне и остальные комнаты, выходящие в коридор, и только после этого надел пижаму и, заверив родителей, что с ним все в порядке, отпустил их вниз.