Читать книгу "Леди Альмина и аббатство Даунтон - Фиона Карнарвон"

Картер начал вынимать камни из заложенного входа, действуя сверху вниз. Он сложил небольшой настил, чтобы закрыть отверстие, через которое они втроем вошли внутрь в первый раз. Через полчаса собравшиеся смогли увидеть нечто, смахивавшее на прочный лист золота на расстоянии всего нескольких футов за входом. Картер протолкнул внутрь матрас, чтобы защитить этот предмет и продолжал осторожную работу с помощью Лако и Кэллендера в течение еще двух часов, показавшихся бесконечными. Когда процесс был закончен, их взорам представилась большая золотая усыпальница, такого же размера, как и предшествующая камера, в которой они находились, но примерно на четыре фута ниже.

Картер, Карнарвон и Лако, наклонившись, проследовали в узкий проход, протягивая электрический провод, чтобы обеспечить себе побольше света. Стены камеры покрывали яркие росписи сцен из «Книги мертвых», причем фигуры были больше натурального роста. В одном углу стояли семь магических весел, требовавшихся усопшему фараону для переправы через воды загробного царства. Две золотых дверцы гробницы были покрыты картушами и иероглифами и удерживались в закрытом состоянии перекладинами и веревками. Осторожно вынув перекладину и развязав веревки, они открыли наружные двери, обнаружив внутри другую золотую гробницу с ненарушенными печатями.

Остальные присутствующие следовали за ними. Картер обратил внимание на очередную камеру, сокровищницу, вмещающую гробницу с балдахином из кремового алебастра, которую он позже описал как одно прекраснейших произведений, которые ему когда-либо довелось видеть. Погребальная камера наполнилась людьми, онемевшими от изумления. Они находились в святая святых, разглядывая блеск исчезнувшего мира.

Для одного дня было вполне достаточно. Теперь предстояло заняться саркофагом, но и Карнарвону, и Картеру было совершенно ясно, что с ним следует обращаться с величайшим почтением и оставить там, где он был установлен – в Долине царей. Они удалились, до глубины души потрясенные увиденным. Два человека, руководившие процессом, были изнурены и напряжены до крайности, испытывая радость наравне с озабоченностью.

С 19 по 25 февраля захоронение открыли для прессы и публики. Картер и Карнарвон надеялись таким образом смягчить гнев средств массовой информации. Это не сработало. Американские журналисты, взбешенные, что в отличие от экспертов США им не разрешен полный доступ к открытию, начали сообщать ложные сведения, будто Карнарвон хочет увезти мумию Тутанхамона в Англию. Лорд был рассержен и уязвлен. Картер пребывал на грани срыва, измученный бесконечными остановками. В его дневнике сухо записано: «Посетители в захоронении, отданном визитерам», – в течение восьми последующих дней.

Отношения между мужчинами накалились. 21 февраля Карнарвон навестил «Замок Картера» в попытке сгладить острые углы. У них состоялся горячий спор, и Карнарвон вернулся в гостиницу. Ева была опытным посредником и помогла утешить отца и умиротворить Картера. Она знала, как много эта дружба значит для обоих. При ее поддержке Карнарвон 23 февраля написал примирительное письмо Картеру, и пятью днями позже они совместно решили закрыть гробницу и передохнуть. Картер остался дома и провел несколько спокойных суток, встречаясь лишь со старыми друзьями, сэром Джоном и леди Максвелл. Карнарвон нанял dahabiyah (лодку-домик для плавания по Нилу) и проплыл до Асуана в обществе Евы, Чарлза Мейса и сэра Чарлза Каста. Он был совершенно изможден, но речной ветерок и мягкое покачивание восстановили его силы. Единственным раздражающим моментом были ночные комары. Один из них укусил его в левую щеку. Ко времени своего возвращения в Луксор лорд порезал укус, бреясь любимой старой бритвой с рукояткой из слоновой кости.

Лорд Карнарвон вернулся в Луксор 6 марта; страсти улеглись, и они с Картером восстановили согласие. Несколькими днями позже друзья обсуждали в номере лорда Карнарвона следующий этап работы. Эрл все еще чувствовал себя утомленным и пожаловался Картеру на неважное состояние.

Доктора порекомендовали больше отдыхать, так что он лег в постель, а Ева поспешила в Каир проводить на теплоход до Марселя свою горничную Мирей, жертву египетской жары, возвращавшуюся в Англию. Картер ежедневно навещал Карнарвона, и тот, казалось, окреп, так что 14 марта последовал за леди Эвелин в Каир и поселился в отеле «Континенталь». Однако лорд все еще недомогал и был вынужден покинуть одно светское мероприятие, чувствуя себя «очень неважно».

Ева постоянно ухаживала за ним, стараясь подавить все возрастающую тревогу. Здоровье ее отца всегда оставляло желать лучшего, но в Египте он обычно чувствовал себя хорошо. Несколькими днями позже она написала Картеру, сообщая, что Пьер Лако свалился с инфлюэнцей, и добавила: «Но, главное, отец очень, очень плохо чувствует себя… все железы на его шее вспухли… и у него высокая температура». Учитывая недавнюю травлю в прессе, Ева старалась держать в секрете прогрессирующую болезнь отца. Девушка закончила письмо словами: «Мне хотелось бы, дорогой, чтобы Вы присутствовали здесь».

Доктор Алан Гардинер, также находившийся там, написал своей жене: «Нашим большим горем в последние несколько дней стало серьезное заболевание Карнарвона… Эвелин просто великолепна, действительно чудесная маленькая девушка, полная мужества и здравого смысла и преданная своему отцу. Я и впрямь чрезвычайно люблю ее».

Мистер Литгоу сообщил Картеру, что Карнарвон слег с заражением крови и положение тяжелое. К тому времени как Ричард Бетелл, секретарь лорда Карнарвона, написал ему, что переезжает в отель для оказания помощи, Картер уже получил телеграмму от Евы, умоляющей его приехать в Каир, и готовился к отъезду. Началась паника. Ева дала телеграмму Альмине, а генерал сэр Джон Максвелл телеграфировал воинскому начальнику Порчи в Индии с просьбой предоставить тому трехмесячный отпуск по семейным обстоятельствам и ускорить немедленный отъезд в Египет. Порчестер выехал в тот же день после обеда, оставив жену Кэтрин паковать вещи для возвращения в Англию.

Альмина получила телеграмму от Евы в Симор-плейс. Графиня уже много недель болела и практически ни с кем не виделась, кроме доктора Джонни. Однако она обожала говорить по телефону и регулярно общалась с Евой и мужем, поэтому знала, что состояние его ухудшается и работу отложили, пока все не отдохнут. Она еще не была готова поверить в серьезность сообщения Евы. Карнарвон тяжело болел за две тысячи миль от дома, а дочь явно охватил ужас.

Это была та ситуация, для урегулирования которой Альмина обладала всеми нужными качествами. Она немедленно позвонила де Хэвилленду и поинтересовалась фрахтовкой самолета с летчиком. Затем бросила в саквояж кое-какую одежду, сообщила доктору Джонни, что они немедленно убывают в Египет, и отправилась на аэродром Кройдон. Они вылетели в трехместном самолете в Париж, доехали поездом до Лиона и пересели на второй самолет, чтобы лететь прямиком в Каир. Путешествие, на которое ушло бы морем три недели, заняло у них трое суток. Альмина вихрем подлетела к постели мужа и, остановившись только чтобы обнять Еву, занялась его выхаживанием. Она достаточно часто занималась этим раньше и рассчитывала на полное выздоровление. Ее муж достиг часа своего триумфа; он просто обязан был выздороветь.