Читать книгу "Консолидация - Джефф Вандермеер"

Пришел в очередной бар уже пьяным, обнаружил себя в окружении призраков. Уже той ночью углядел намеки на них — изгиб губы, пробудивший воспоминание, взмах ресниц, то, как кто-то навис над столиком. Эти туфли. Это платье. Но когда встречаешься с настоящим призраком — Сущностью Всецелой — этот шок… отнимает дыхание. Нет, не уносит его прочь — твое дыхание никуда не девается. Твое дыхание по-прежнему в тебе, но заперто, от него тебе никакого проку. Пощупай свой пульс лишь затем, чтобы бормотать зловещие предсказания на будущее. Так что, когда через мгновение приходишь в себя, первым делом сомневаешься в собственной личности, потому что Фантом Всецелый сделал Контроля кем-то совершенно иным, нежели прежде, — застрявшим где-то на полдороге между личностью, которой он был, и личностью, которой должен был стать. А ведь это еще всего лишь только марево. Всего лишь женщина, с которой он был знаком в старших классах. Интенсивно. Впервые. Достаточно близко, чтобы Контроль каким-то образом ощутил, что вроде как проявил неуважение к биологу, этот наложившийся призрак разрушил его мнение о Кукушке. Хоть это и нелепо. И все это увлекало его все дальше и дальше от Южного предела.

Пытаясь удрать от остаточных явлений этого, очередной пункт картушки компаса его приключений — крайне ужравшись и едва держась на ногах, он взгромоздился на табурет в байкерском баре, угнездившись рядом с заместительницей директора. И в два часа ночи во всем заведении царили ор и балаган. Оно разило мочой — насыщенно, словно кошки метили территорию. Контроль одарил ее слезящимся огарком улыбки вкупе с выразительным кивком. Она одарила его ничего не выражающим нейтральным взглядом.

— Папка пуста. На нее ничего нет. — На кого? О ком он толкует? — Если бы вы могли низвергнуть меня в свое собственное специальное пекло, это бы все равно действовало и там — на всю жизнь, ведь правда?

На полпути через этот монолог он вдруг сообразил, что она вообще-то не может быть Грейс и, может статься, слова вообще не выходят из его уст.

Она подорвала его волю непредвзятостью своего немигающего взора.

— Вы не должны так смотреть, — добавил он. Должно быть, на сей раз вслух.

— Как? — отозвалась она, чуть повернув лицо в сторону. — Как на мужика, просравшего мозги и ввалившегося в мой бар? Иди в пекло.

Он вздыбился на табурете от такого предложения, пытаясь собрать мысли, как фигуры на шахматной доске.

Тяжесть, навалившаяся на грудь, во тьме и на свету. Он-то думал, что умнее. Думал, она увязла в устаревшем образе мышления. Но, как оказалось, новый образ мышления тоже не помогает. Пора снова выпить — где-нибудь еще. Вроде как забыться. А потом перегруппироваться.

Удаляясь с мутной улыбочкой, Контроль встретил ее взгляд, полный сомнения. Он делает успехи. Она отступила от него, отстраненная дуновением ветра из распахнувшейся двери бара и осуждающим взором уличных фонарей.

* * *

Контроль потер лицо, с неудовольствием ощутив щетину. Попытался прогнать туман из сознания, горечь с языка, боль из суставов. Он был убежден, что в какой-то момент Голос сказал ему: «Нет ли у вас в уголке глаза чего-то такого, что вы не можете вытащить? Я могу помочь вам извлечь это». Куда уж проще, если ты сам же туда это и сунул.

Женщина в мундире, наверное, наркоманка и наверняка бездомная. Любителей используют для внешнего наблюдения, когда объект «из семьи», когда хочешь воспользоваться естественным ландшафтом — естественным терруаром — с максимальной выгодой или когда твоя фракция в полном прогаре или некомпетентна. Ему пришло в голову, что она не замечает его как раз потому, что ей заплатили за то, чтобы она делала вид, что не замечает его.

Скейтбордист с собакой явно застолбил территорию на углу, деля ее с жирным пьяницей. Было в обоих нечто более натуральное — возможно, из-за элемента театральности: вытряхивание собачьих консервов на тротуар, не вписывающееся в представления о непривлечении внимания. Другой скейтбордист уходил и приходил несколько раз, но Контроль не видел, чтобы он передавал двоим другим наркотики, деньги или еду. Может, перепихнулся по-быстрому или стоял на стреме у какого-нибудь жулика рангом повыше, или был соглядатаем его матери, вписавшись в живую картину, но к ней не принадлежа. А может, не было вообще ничего, кроме троих людей, знакомых друг с другом и помогавших друг другу, и просто фортуна повернулась к ним задом.

Пребывание в одном месте настолько долго чревато тем, что, наблюдая, начинаешь ощущать, будто за тобой наблюдают, и потому внезапно раздавшийся звонок мобильника ничуть его не всполошил. Он этого звонка ожидал.

— Как я понимаю, ты плохо себя вел, — сказала она.

— И тебе привет, мать.

— Ты что там, уже на взводе? Голос такой, будто на взводе.

— Я в полном ажуре. Я как огурчик.

— Тогда почему кажется, что ты не в своем уме? — сказано это было отрывистым, профессиональным тоном, к которому она прибегала, чтобы скрыть эмоциональные атрибуты. Такое впечатление, что она «на посту» с ним, как и с любым другим агентом под ее началом.

— Я уже выкинул этот мобильник, мать. Так что и не думай снова подсунуть мне Голос. — Если бы она позвонила вчера, к этому моменту он бы уже орал.

— Мы всегда можем подыскать тебе другого.

— Коротенький вопросик, ма. — Она терпеть не может «ма» или «мам», с трудом терпит «мать», предпочла бы вообще Северенс, хоть он и ее единственный сын. Уж это-то он знает. — Если бы вы собирались послать кого-нибудь в какую-нибудь опасную экспедицию — скажем, в Южный предел, — как бы вы поддерживали их безмятежность и нацеленность? Какого рода инструменты вы могли бы пустить в ход?

— Вообще-то самые обычные, Джон. Хотя твой тон мне что-то не нравится.

— Обычные? Вроде гипноза, может, подстрахованного предварительной психологической обработкой в Центре. — Он не повышал голоса, как ни хотелось ему спустить всех собак. Ему нравилась стойка кофейни. Ему не хотелось, чтобы его отсюда попросили.

Пауза.

— Да, они могли бы сыграть свою роль, но только при условии соблюдения строгих правил и мер безопасности — и исключительно в интересах самого субъекта.

— А субъект может пожелать иметь право выбора. Субъект может предпочесть не быть големом. — Субъект может предпочесть не быть морской свинкой, знать, что его чаяния, желания и порывы — наверняка его собственные чаяния, желания и порывы.

— Субъект может не располагать сведениями или видением перспективы, связанными с этим решением. Субъект может нуждаться в прививке, вакцине.

— Против чего?

— Против несметного множества вещей. Хотя при первых же признаках назревания чего-то серьезного мы вытащили бы тебя и послали бы команду.

— Типа чего? Что вы сочли бы серьезным?

— Что бы ни случилось.

Как всегда, вопиюще непроглядно. Как всегда, принимая решения за него. Теперь он канализировал не только собственную досаду, но и раздражение отца, фантомы несчетного числа споров за обеденным столом или в гостиной. Он решил в конце концов все-таки перенести разговор на улицу, стоя в устье переулка чуть левее кофейни. Вокруг было не так уж много прохожих — вероятно, большинство еще в церкви или ширяются.