Читать книгу "Гордая и непреклонная - Линда Френсис Ли"

– А что сталось с вашей матерью?

Улыбка совершенно исчезла с ее лица.

– Этого я не знаю. Она умерла, когда я была еще маленькой. Я ее совсем не помню, однако дядя говорил, что она была очень красива.

– Теперь я понимаю, от кого вы унаследовали вашу внешность.

На какой-то миг его слова лишили ее дара речи, но затем она с трудом выговорила:

– Все эти любезности, мистер Хоторн, могут подействовать на других женщин из числа ваших знакомых, но не на меня. Больше вам не удастся ходить вокруг да около, сбивая меня с толку. Объясните мне, что значит для вас этот перстень?

Смех тотчас замер на его губах, и несмотря на то, что Лукас поклялся себе не идти на поводу у собственных чувств и не раскрывать прежде времени своих карт, он чувствовал, что должен предложить ей что-то взамен. Или, быть может, вес дело было в том, что он застал эту женщину в своих личных апартаментах держащей в руках его детскую фотографию?

– Это подарок, который напоминает мне о том единственном случае в моей жизни, когда я был с кем-то по-настоящему близок.

– Мне трудно себе представить, чтобы вы не умели ладить с окружающими.

– А разве я умею делать это сейчас?

Судя по ее виду, она и не собиралась ему отвечать.

– Вы и сами знаете, что нет, и вам лучше понять это раньше, чем вы переступите порог зала суда.

– Я бы сказала, что вы намеренно отделяете себя от остальных.

– Без сомнения, вы правы. Но есть много людей, которым известно все обо мне и о моем бурном прошлом. Я начал курить в десять лет.

Элис предпочла отмахнуться от его замечания:

– Я уверена, что многие мальчики тайком таскают из отцовского портсигара сигареты. Ни одно жюри присяжных не осудит вас за одно это.

Лукас отвернулся к окну, глядя на прохожих, торопливо сновавших по улице внизу.

– Я впервые попробовал спиртное всего год спустя. Затем он обернулся и увидел, как она приподняла голову.

– Что ж, – начала Элис, – дети есть дети, а детям всегда присуще любопытство.

Лукас не знал, пытался ли он напомнить ей или самому себе о той пропасти, которая их разделяла. Он провел рукой по волосам, чувствуя, как безотчетное, беспокойство неудержимо влечет его вперед.

– Послушайте меня, Элис. Я тот самый человек, которого ваш отец больше, чем кого-либо на свете, хочет упрятать за решетку. Я был им большую часть жизни и просто не умею быть другим.

– Так вот почему вы не разговариваете с вашим отцом?

– Мы не разговариваем с ним потому, что он презирает меня.

– Отец презирает своего сына?

Он помолчал, глядя на нее, и неохотно продолжил:

– Он презирает меня потому, что мне нравится мой образ жизни. Я пристрастился к нему уже много лет назад и, став взрослым, ничуть не изменился. Я курю, я пью, – он заколебался, сознавая, однако, что, если он сейчас остановится, Элис его не поймет, – я сплю с женщинами, на которых вовсе не собираюсь жениться. Да что там говорить! Мне было всего двенадцать лет, когда я впервые узнал, что такое интимная близость. С проституткой.

Глаза Элис округлились от ужаса.

– Двенадцатилетний подросток – и женщина, торгующая своим телом? Но ведь это же чудовищно!

– Чудовищно? – Боже, как ей объяснить? – Это было чудесно.

Она, похоже, не в силах была пошевелиться, и Лукас продолжал:

– Как я уже сказал, мне тогда только исполнилось двенадцать, а она была гораздо старше меня – ровно настолько, чтобы хорошо знать свое ремесло, но достаточно красивой, чтобы разжечь мое воображение. Это было похоже на дивный сон – нежные, но опытные руки, ласкающие те части моего тела, на которые я лишь недавно начал обращать внимание.

Элис отвернулась, однако Лукас не мог утверждать, опечалило ее это признание или оттолкнуло. Он посмотрел на тот палец, на котором когда-то носил перстень:

– Соловей напоминает мне о том времени.

Когда она снова повернулась к нему, на лбу ее проступили морщины:

– И о чем именно он вам напоминает, Лукас? О том, каким вы были, или о том, кем вы стали?

Вопрос застал его врасплох. В самом деле, о чем? Хотел ли он забыть того наивного и чистого подростка, которым был когда-то, или же человека, в которого он превратился, человека, который вряд ли вообще имел понятие о том, что такое чистота?

– По правде говоря, я не знаю, – ответил он.

Элис посмотрела на него, пытаясь осмыслить услышанное. Ей вспомнился их недавний разговор с Олдричем, и она была совершенно уверена в том, что Лукас не притворялся. Напротив, несмотря на решительный тон, ему трудно далось это признание, правда была слишком горькой.

Тут ей на ум пришло утверждение его матери о том, что Лукас был далеко не так плох, как о нем думали люди. Выражение его глаз не имело ничего общего с пороком или сознанием вины – скорее то было искреннее и неподдельное отчаяние.

Вслед за этой мыслью ее осенила и другая. Возможно, Лукас уже и сам утратил веру в правду. Но как доказать, что он вовсе не был чудовищем? У него не имелось никакого алиби. Ей нечего было противопоставить свидетельнице. И он не мог представить никаких доказательств того, что перстень с изображением соловья находился сейчас в чужих руках. Ей придется найти какой-нибудь другой способ подтвердить его непричастность к убийству – такой, чтобы у присяжных не осталось и тени сомнения.

И тут вдруг все стало ясно как божий день. Ей придется самой отыскать настоящего преступника. Дрожь пробежала по ее спине от страха, едва она вспомнила, как кто-то преследовал ее ночью в переулке, а затем утром на этом самом месте нашли еще один труп. Убийца с перстнем нанес еще один удар, и Элис была совершенно уверена в том, что он на этом не остановится.

– У меня есть план, – произнесла она прежде, чем успела передумать. – План, который поможет нам доказать вашу невиновность.

– Ах, опять вы со своими планами, – отозвался он с горькой усмешкой.

Внезапно мысль о том, чтобы обратиться к нему с просьбой, показалась ей не такой уж удачной. Скорее всего, он ответит ей отказом. Однако отступать она не собиралась. Элис сделала глубокий вдох и очертя голову ринулась вперед:

– А пока что мне придется вас покинуть. Я отправляюсь на разведку.

С этими словами она развернулась на каблуках и направилась к двери, не обращая внимания на выбившуюся из пучка прядь волос, которая развевалась за ее спиной. Однако не успела она сделать и нескольких шагов, как Лукас ее остановил:

– На разведку?

Элис приподняла голову, прикидывая в уме, как ей лучше объяснить ему свой план. Пожалуй, ей не стоит сейчас вдаваться в подробности, чтобы со стороны все выглядело вполне безобидным.